Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Попытаемся доказать это утверждение.

IX

После смерти г-жи де Коэорн заботу о Мари Каппель взяла на себя прежде всего г-жа Гара́.

Но следует сказать, что, создавая тетку и племянницу, природа ошиблась не то чтобы по части душевных качеств, но по части силы воображения.

Луиза, наделенная невыразимой прелестью и ореолом поэтичности, была в то же самое время воплощением спокойствия и здравого смысла.

Мари, не особенно красивая, лишенная свежести и очарования, напротив, питала все чаяния романной героини.

В пятнадцать лет, когда при ее общественном положении, сияющей красоте и княжеском родстве Луиза могла бы желать себе супруга, обладающего одновременно благородством, молодостью и элегантностью, она вышла замуж за Поля Гара́, то есть свежеиспеченного дворянина, да, занимающего высокое положение в финансовом мире, но лишенного какого бы то ни было очарования, которым юной девушке угодно украшать свои любовные грезы.

В том же самом возрасте, но будучи сиротой и не обладая ни одной из блистательных черт своей тетки, Мари, как если бы у нее было право выбирать себе в супруги кого-нибудь помимо тех, кто согласился бы довольствоваться ею, вообразила себе идеал, передав ему все свои мысли и сделав его свидетелем всех своих поступков.

Ею овладело честолюбивое желание иметь в качестве мужа человека неординарного, выделяющегося либо красотой, либо элегантностью, либо благородством происхождения, либо одаренностью, — не так уж важно, каким именно необычайным качеством он будет наделен, лишь бы хоть одно такое у него было. В этом случае, даже не питая к мужу любовной страсти, она будет любить его из гордости.

«Я тщетно пыталась, — говорит она, — согнуться под тяжестью свинцового покрова, наброшенного обществом на плечи тех, кто соглашается принять его ярмо, и отдохновение от этих мыслей выражалось лишь в желании учиться.

В развитии своих способностей я видела возможность быть любимой и готовила свой ум ради существа, о котором еще не грезила, но которого надеялась встретить в будущем и ждала как пополнение моего существования. Если я записывала какие-нибудь возвышенные мысли, я читала их ему; если преодолевала какое-нибудь трудное место в музыкальном произведении — ему похвалялась своей победой; я была горда, давая ему знать о каком-нибудь хорошем поступке, и не смела думать о нем, когда бывала недовольна собой; короче, это призрачное существо не было ни человеком, ни ангелом, а кем-то, кто должен был любить меня. Я остерегалась говорить об этом совершенном идеале со своей тетушкой. Пару раз я попробовала сделать это, но услышала в ответ, что между моей мечтой и тем, чем на самом деле являются мужья, нет ничего общего; что подобные мысли опасны и неприличны; что девушки должны мечтать лишь о достойном положении в светском обществе, удовольствиях, богатстве, прекрасном приданом, восхитительных свадебных подарках от жениха, а все прочие желания, если их нашептывает злой дух, следует держать под семью замками».[24]

Мари Каппель именует лишь инициалами поклонника, первым проявившего к ней интерес, но зато превосходно описывает впечатление, которое произвело на нее это первое сделанное ей предложение, начисто лишенное тех ярких эпизодов, какие в романах предшествуют первому признанию в любви.