Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

— Да, я буду вам другом, именно другом, а не подругой, и, если вы мне позволите, расскажу об этом одной из моих тетушек, чтобы она не удивлялась при виде того, что мы беседуем.

— Благодарю! — воскликнул граф. — Но это искренне? Это нерушимо? Это навсегда?

— Навсегда, — ответила Мари Каппель, протягивая ему руку.

Нет ничего опаснее подобного дружеского союза между юной девушкой и молодым человеком; дружба между людьми разных полов всего лишь маска, которую рано или поздно один из них сбрасывает, позволяя увидеть куда более обольстительное лицо любви.

С того момента, когда союз был заключен и г-жа фон Мартенс, вынашивая тайную мысль, что рано или поздно все это закончится браком, дала на него согласие, граф стал приезжать не реже раза в неделю в Виллер-Элон, поверяя Мари все свои горести, как любовные, так и денежные, и говоря ей о том, как страстно бы он любил, если бы ему было позволено любить, и как разумно он использовал бы свой капитал, если бы этот капитал можно было восстановить. Само собой разумеется, Мари полагала, что если бы графу было позволено любить, то он любил бы так страстно именно ее, и наравне с ним участвовала во всех его замыслах касательно путешествий, которые мерещились ему на горизонте.

Время шло, и Мари была счастлива если и не на деле, то хотя бы в мечтах.

Между тем наряду с молодым безумцем, проматывавшим свое состояние, имелся и старый транжира, который свое богатство уже промотал. В один прекрасный день г-н Коллар был вынужден вникнуть в свои денежные дела и обнаружил, что если он не остановится на наклонной плоскости, где очутился с присущей ему беспечностью, то разорение неминуемо.

В итоге Мари сделалась опекуном двадцатишестилетнего молодого старика и семидесятилетнего старого ребенка.

Но это была та деятельная жизнь, в какой она нуждалась; вместо того чтобы погрузить ее в мелочные заботы мещанского домашнего хозяйства, ей поневоле отдали в управление богатства аристократов; дед, вручив ей все ключи, даже ключ от денежного ящика, приказал всему полчищу слуг, которых он держал в своем доме, подчиняться ей. И Мари вовсю командовала небольшим мирком, который ей повиновался.

«Дедушка забавлялся, наблюдая за тем, как я играю в хозяйку дома, и с бесконечной нежностью подчинялся моим прихотям, моим правилам ведения хозяйства и моему тиранству. Он приберег достаточно крупную сумму на собственные удовольствия, а вернее сказать, на удовольствия и нужды других. Так вот, я еще и угодничала ему как могла, чтобы получить право тратить эти деньги по своему усмотрению. У каждого из нас были свои подопечные бедняки. Любимицами деда были юные девицы, я опекала славных стариков. Он раздавал нарядные платья, я — хлеб и вино; он заставлял плясать своих подопечных, я наполняла табакерки своих; он дарил радость, я оберегала от горя… Короче, дед покровительствовал тем, кто родился у него на глазах, а я заботилась о тех, кто склонялся над моей колыбелью, и утешала их».[29]

Молодой граф, по-прежнему пребывая в плену собственных индустриальных замыслов, назначил на конец октября 1838 года торжественное открытие своей железной дороги. Все его надежды были связаны с этим событием, все его будущее зиждилось на пуске этого первого вагона, стать первым пассажиром которого предстояло Мари Каппель.

Между тем жена Мориса Коллара только что подарила ему очаровательного малыша — первого мальчика, родившегося в этой большой семье. Графу Шарпантье было поручено участвовать в его крещении в качестве представителя крестного отца, а Мари, естественно, должна была выступить в роли представителя крестной матери.

Утром в Виллер-Элон лавиной хлынули коробки конфет, благоуханные саше, перчатки, цветы и ленты, приведя бедную Мари в восторг, связанный с предвкушением будущего не меньше, чем с настоящим и прошлым.

Вслед за подарками явился граф.

Едва осмелившись выразить ему свою признательность, Мари поинтересовалась у него:

— А вы хотя бы знаете те заветные слова, какие вам предстоит произнести?

— Даже первого не знаю, — ответил молодой граф, — но я рассчитывал, что вы меня им научите.

Мари села на канапе, граф опустился перед ней на колени; она взяла в руки молитвенник, и урок начался.