Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Когда сестра Филомена принесла мне чашку молока, я заметила, что она все время поглядывает на меня. Чуть позднее она вернулась под каким-то предлогом и привела с собой другую монахиню, явно получившую задание изучить мой внешний вид. Наконец, за несколько минут до прихода моих родных, сестра Филомена появилась снова и с испуганным видом сказала мне, что «Дорогая матушка-настоятельница, смертельно огорченная тем, что вынуждена так поступить… поручила ей сменить мой чепчик на один из головных уборов, одобренных начальством».

Произнеся эти слова, сестра Филомена подошла к моей постели и без всяких церемоний, как если бы раздевала и вновь одевала манекен, сорвала с моей головы чепчик с двумя рядами кружев и напялила на нее чепчик полагающегося образца, с одним рядом кружев.

Как же грустно, о Боже, не принадлежать более себе!

* * *

Прежде чем раздался последний, двенадцатый, удар часов, я была уже в объятиях моей тетушки. Мои руки покоились в руках моих кузенов, глаза мои перебегали от Элизы к дядюшке, и я чувствовала на щеке ласковое дыхание Адели, обеими руками обнявшей меня за шею, чтобы поудобнее пристроить свою голову на убогой подушке, которой была подперта моя голова.

Долгожданные мои!.. Я видела, что моя боль отражается в их глазах, и чувствовала, что тревога моего сердца глухим биением отзывается в их сердцах… Так страдать означает любить.

Эжен, старший из моих кузенов, первым нашел в себе силы казаться сильным… Бедная Клементина сказала ему, что я люблю шоколад с начинкой. Он вынул из кармана кулек с таким шоколадом и подал его мне как заветное лакомство из моего прошлого.

Я протянула руку к конфетам, но монахиня, наблюдавшая за нами, бросилась между моим кузеном и мной и с такой поспешностью схватила кулек, что четки, секундой раньше спокойно скользившие в ее набожных пальцах, полетели на пол.

Мы с изумлением переглянулись.

— Приношу свои извинения, — сухим тоном произнесла сестра С.Л., — но ничто не поступает сюда без досмотра.

— Но там всего лишь шоколад, — поторопился сказать Эжен, — и я добавлю, если вы позволите…

— Что бы там ни было, сударь, — ответила монахиня. — Дело не в названии. Более того, если это всего лишь конфеты, как вы говорите и во что я хочу верить, для госпожи не так уж важно, съест она их пятью минутами позже или раньше.

— Сестра! — воскликнул Эжен, едва сдерживая раздражение. — Жаль, что вы не позволили мне договорить; я намеревался сказать вам, что видел начальника тюрьмы и он лично позволил мне подарить кузине эти конфеты.