Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Сестра С.Л. слегка пожала плечами, а затем, ни слова не сказав в ответ и даже не извинившись перед нами, снова уселась в уголке и принялась молиться.

* * *

О Господи! Этот воскресный день, столь желанный; этот полдневный час, столь утешительный и сладостный сон; этот краткий перерыв моих страданий, эта скоротечная минута, которая должна вдыхать жизнь в пустоту целой недели одиночества и ожидания; это свидание с близкими, которое должно закалять мое мужество; этот всплеск радости — не станет ли он отныне лишь предлогом для нового мучения, для новой пытки, добавленной к прежним?.. Никогда более я не увижусь с ними наедине! Никогда не поговорю с ними свободно! Будут взвешены все слезы, какими я наполню их сердца; будут посчитаны все поцелуи, какие они запечатлеют на моем лбу. Если мое сознание выдаст свою тайну вскриком или рыданием, холодный чужой взгляд всегда будет рядом, чтобы призвать меня к порядку.

Разве есть у меня право заявлять о своей невиновности? Судебное решение, вынесенное по моему делу, обжалованию не подлежит, законом я объявлена преступницей!.. И если любовь моих близких забывает об этом, если они пытаются вселить в меня надежду, все тот же холодный пронизывающий взгляд презрительно насмехается над их безрассудной надеждой. Разве у меня есть право уповать на будущее?.. Я обречена, из могилы мне не выйти никогда!..»[52]

* * *

«Но разве я еще недостаточно мертва? Чего хотят мои враги?.. Чего они опасаются?

Моих слез?

Нет. Каплям воды, падающим на камень, нужен целый век, чтобы пробить его.

Моего голоса?

Увы! Он в заточении, как и моя воля, как и мои поступки …и в камере у меня нет эха.

Моих денег?

Но лишь мои обвинители могли бы сказать, где эти деньги находятся…

Моей жалобы?

Но у меня нет теперь даже имени, чтобы подписаться под ней…

О, чего они боятся, так это времени, которое является разом и голосом, и деньгами, и жалобой поруганного; времени, которое рано или поздно пересматривает проигранное дело жертвы; времени, которое вызывает свидетелей на очную ставку со смертью и допрашивает их, усадив на гробовую доску; короче, времени, которое все помнит, ибо все знает и должно все рассудить…»[53]

* * *

«У меня забрали портрет моей бабушки, поскольку он был в золоченой рамке.

Я прекрасно знаю, что должна носить траур по мертвым, но не знала, что мертвым следует носить траур по мне».[54]

И, наконец, последняя цитата, по крайней мере в этой главе.

Мы видели, как в своей стилистике Мари Каппель поднимается до высоты вопросов общественного значения.

Посмотрим теперь, как она порой скатывается к описанию самых мелких бытовых подробностей.