Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Когда наступает вечер, заходящее солнце чертит огненный треугольник на оконном отливе. Высовывая руку сквозь решетку, я касаюсь солнечного луча и чувствую, как он ласкает меня и одаряет теплом. Мне кажется, будто это весна окуталась солнечным светом, чтобы проскользнуть ко мне. Мне чудится, будто это свобода навестила меня, придя в виде вольной искорки светила, соблаговолившего поприветствовать несчастье.

Опять-таки по вечерам мой взор устремляется к крайним пределам горизонта. Я люблю наблюдать за тем, как облака обрамляются золотой и пурпурной бахромой, а волшебные горы плывут над Севеннами, поочередно являя мне то свои топазовые склоны, то свои рубиновые ущелья.

Мне нравятся смолкающие шумы трудового дня и тихие созвучия покоя; нравятся крики детей, парами идущих друг за другом из школы; нравится пение рабочего, радостно идущего с фабрики, и посвистывание виноградаря, лениво восседающего, словно король Ивето, на спине своего ослика; нравится мерный шаг наших славных саперов, веселыми ватагами возвращающихся в казармы.

Так вот, хотя в такое трудно поверить, за этими развлечениями несчастной покойницы, издали наблюдающей за тем, как мимо проходит жизнь, следят, о них клевещут, о них доносят, о них злословят, их обсуждают… Если прохожий останавливается, опечаленный, возле моей башни, его берут на подозрение; если он молча приподнимает шляпу, уставившись на мою решетку, его воспринимают как опасность и тут же начинают выяснять, кто он такой, чего хочет и чем занимается. Повсюду мерещатся заговоры, но нигде не желают видеть милосердие или сочувствие.

Как-то раз мимо тюрьмы проходила молодая женщина с ребенком на руках; по-видимому, она заметила мою тень у окна и, посочувствовав моему горю, решила поделиться со мной своей радостью. Она подняла ребенка, взяла его маленькую розовую ручку и ею послала мне воздушный поцелуй; со слезами на глазах я ответила ей таким же поцелуем…

За мной следили: этот невинный поцелуй заметили, о нем донесли, и в итоге мне пригрозили, что мое окно закроют.

В аббатстве Ла Трапп монахи, встречаясь, вполголоса говорят друг другу: «Брат, пора умирать». Здесь же в любой час дня скрежет дверного засова или жалящий окрик тюремщицы говорят мне: «Страдай, ты здесь для того, чтобы страдать!»[59]

Между тем Земля вращается, время идет, на смену зиме приходит весна; Мари Каппель напрасно старается открыть окно, она не видит весны, однако ощущает ее. Живящее благоухание весенних ветров проникает в ее камеру, но, поскольку она на Юге, где каждый месяц приходит на месяц раньше срока, март говорит ей: «Я апрель», апрель заявляет: «Я май».