Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Итак, еще до того, как Дума собралась, но, когда ее созыв был уже близок, одной газетной критики было достаточно для того, чтобы заставить правительство первоначально совсем отказаться, а потом, когда острота впечатления критики несколько сгладилась, значительно улучшить этот проект⁹ (курсив мой. — А. С.).

Статья — редакционная, написанная видными правоведами-кадетами, но она особой последовательностью не отличается. В ней, с одной стороны, признается, что опубликованная 27 апреля редакция отличается в лучшую сторону от прежней (совминовской редакции), что она ближе к конституционному строю, а с другой — и новая редакция, в создании которой, как выше указывалось, активную роль сыграли С. А. Муромцев и другие кадеты-правоведы, включая самого И. В. Гессена, определена как «искусственное порождение старых канцелярий», лишенных права законодательствовать. Но ведь это явный перебор, он стоит в прямой связи с призывом к сопротивлению даже и в «революционных формах». Политические сиюминутные интересы «штурма власти» брали у кадетов явный перевес над трезвым юридическим анализом документов с позиций сравнительного правоведения. Таково отношение кадетов к соучастию в законодательстве.

В плане же психологии руководства кадетов, их тактики, в том числе и думской, чрезвычайно важно их убеждение в том, что «одной газетной критики» было достаточно, чтобы похоронить совминовский проект конституции, отправить в отставку и кабинет Витте и почти добиться передачи всего дела пересмотра Основных законов на рассмотрение Думы. Перья журналистов тут уже выдавались за Демиурга истории. Еще серия критических статей, еще одна прокадетская кампания — и Дума обретет права Учредительного собрания. Вот какие убеждения овладели умами идеологов, лидеров кадетской партии. Это был открытый призыв к «штурму власти». Еще одно усилие — и она падет!

Кадеты официально осудили Основные законы, и «советский» проект, ими опубликованный в печати, и официальный текст, при их соучастии созданный. Гессен свидетельствует: «Перед самым открытием Думы созван был в Петербурге третий съезд партии, ее блестящая победа к этому моменту уже вполне определилась, все избранные депутаты приглашены были к участию, и съезд получил праздничный торжественный характер, мы чувствовали себя триумфаторами, и можно сказать, что он был и центром внимания всего Петербурга, что к нему внимательно прислушивались со всех сторон. В общем съезд подтвердил все резолюции, которые были приняты на предыдущем <…> Как раз в последний день съезда опубликованы были Основные законы, и многие, как Милюков откровенно признался, готовы были считать уже похороненными резкой газетной критикой. Съезд принял это опубликование как вызов» (курсив мой. — А. С.).

Не комментируем. Факты раскрывают теснейшую связь с ходом политической борьбы всего процесса подготовки новой редакции Основных законов. Обнаружилась теснейшая обратная связь между законотворчеством и митинговыми страстями, сиюминутными расчетами и эмоциями кадетских правоведов (и они соучастники пересмотра законов). С одной стороны, шум митингов врывался в кабинет новоявленных Сперанских, а с другой — «разоблачения» Основных законов становятся удобным орудием митинговых страстей, «благодарной темой для ораторов» (признания И. В. Гессена). Эмоции били через край, заглушая голос разума, подавляя веления совести, сокрушая логику¹⁰.

Позиция кадетов была выражением мнений, господствующих в гражданском обществе («образованном меньшинстве»). Большинство видных деятелей науки и культуры были или в рядах, или среди их приверженцев («партии профессоров, партии научной мысли»). Лишь немногие сильные умные деятели не поддавались эйфории, отстаивали собственную обоснованную позицию (Д. И. Менделеев, С. Ф. Платонов, о чем говорилось выше). Весьма характерен в этом отношении С. Н. Булгаков, бывший «легальный марксист», перешедший на позиции христианского социализма. Он писал в те дни, что российская держава становится правовым государством, видя в этом реализацию идеалов святой Руси («в нее веруем, ее ищем»). И священные заветы родной истории, и уроки великой литературы, и церковь учат нас «народной свободе как всеобщему братотворению»¹¹. Но не эти призывы и оценки возобладали.

Отставка кабинета Витте (12 апреля) в общественном мнении явилась результатом резкой критики его действий в оппозиционной прессе. Премьер стал «жертвой» газетных разоблачений. В этом доля правды есть. Но были и другие факторы. Выше отмечалось, что Витте потерял поддержку и доверие Сольского и Трепова, а еще ранее Дурново — влиятельного министра внутренних дел. В обществе Совет министров даже называли «кабинет Витте — Дурново». Так это или нет и чьей жертвой стал премьер, но Витте весною потерял престиж и славу «творца» конституционного манифеста. Его били со всех сторон.