Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Во главе кабинета стоял Горемыкин — старый бюрократ, который уже в этот период имел за собой пятьдесят лет государственной службы… Разительный контраст был между этим новым главой правительства и графом Витте, который только что вышел в отставку. Чем больше последний получал признания даже со стороны своих врагов его талантливости и энергии, несмотря на неудачи, которые он испытывал во время пребывания у власти, тем более фигура Горемыкина казалась незначительной. Что могло побудить императора выбрать его на столь ответственный пост? Горемыкин выказывал себя опытным придворным и афишировал свою приверженность старому придворному этикету, но что особенно нравилось царской семье в нем, так это упрямство, с которым он обнаруживал свои ультрамонархические чувства.

Наиболее достойным представителем в этом кабинете был, несомненно, министр финансов Коковцов. Он стал председателем Совета министров после убийства Столыпина. Одаренный исключительными способностями и всесторонне образованный, он прошел по всем ступеням чиновничьей иерархи и приобрел большой опыт не только в финансовых делах, но и в различных областях административной деятельности. Он принимал участие в парижских переговорах о заключении большого займа и вел это деликатное дело с полным успехом. В отличие от большинства своих коллег, он не питал враждебной предубежденности к Думе и показал себя склонным к искреннему сотрудничеству с этим учреждением, но его бюрократические навыки и отсутствие опыта в обращении с парламентскими учреждениями часто вызывали осложнения, которые могли бы быть легко избегнуты при несколько большей дипломатичности с его стороны».

Характеризуя других членов кабинета, Извольский пишет: «Портфель военного министра был у генерала Редигера, старого солдата, который сделал свою карьеру на административных должностях в армии и чье короткое пребывание в кабинете не оставило никакого следа. Во главе морского министерства стоял адмирал Бирилев, ограниченность которого не давала ему возможности выступать ни в Совете министров, ни в Думе. Другие посты не меньшей важности были заняты известными реакционерами, какими были Стишинский, министр земледелия, и Щегловитов, министр юстиции, который сделался позже лидером крайне правой в Государственном Совете. Пост обер-прокурора Святейшего синода был занят князем Ширинским-Шихматовым, очень ограниченным человеком и фанатичным сторонником самодержавного режима, который был убежден, что дарование конституции являлось святотатством.

Наконец, мы (члены кабинета) испытали унижение вследствие присутствия среди нас Шванебаха, государственного контролера, несносного болтуна, принадлежавшего к категории чиновников немецкого происхождения, зачастую очень трудолюбивых, но которые, поднявшись из очень низких кругов на высочайшие ступени российской иерархии, были склонны к интригантству и к низким поступкам. Шванебах избрал основным своим занятием ожесточенную критику, направленную против графа Витте, и использовал свои связи при дворе, надеясь таким путем обратить на себя внимание императора. Это установило за ним совершенно незаслуженно репутацию опытного финансиста и способствовало его назначению на пост, которого он был совершенно недостоин. Впоследствии он вошел в близкие отношения с австрийским послом бароном фон Эренталем, служил ему в качестве информатора относительно положения в России. Из дальнейшего будет видно, какое громадное влияние <…> и какой серьезный ущерб он причинил интересам России!»

Перейдя к характеристике наиболее замечательного члена кабинета — министра внутренних дел Столыпина, автор подчеркнул, что последний не случайно вскоре заместил Горемыкина на посту главы правительства.

Прислушаемся к голосу «бывшего друга», скорого премьера, на этапе вхождения его во власть: «Я… постараюсь правильно осветить эту замечательную личность, столь часто неправильно понимаемую при жизни и оклеветанную после смерти. Я спешу прибавить, что причины нашего расхождения носили исключительно политический характер и отнюдь не уменьшили чувства величайшего преклонения перед ним и моего личного дружеского расположения, которое я продолжал питать к нему до самой его смерти.

Петр Столыпин был дворянином по происхождению и принадлежал по рождению и положению к высшему обществу Петербурга. Его отец занимал видный пост при дворе, а мать была дочерью генерала князя Горчакова, главнокомандующего русской армией в Севастополе. С юности я был в дружеских отношениях с родными Столыпина и познакомился с ним, когда мы окончили наши занятия — он в университете, а я в императорском лицее. Мы были почти одного и того же возраста, и я помню его как красивого молодого человека, очень любезного и уважаемого товарищами, несколько замкнутого и застенчивого. Он женился, будучи очень молод, несколько романтичным способом на невесте своего старшего брата, погибшего на дуэли, который на своем смертном одре вложил руку своего брата в руку молодой девушки, которую он нежно любил.