В оценке ближайшего царского окружения, высших чинов бюрократии современники резко расходились с мнениями царя. Так, Крыжановский был убежден, что «основная язва нашего бюрократического строя — засилье на вершинах власти старцев. Судьба страны оказалась на решающих поворотах в руках расслабленного старика графа Сольского и впоследствии других бессильных старцев — Горемыкина, Штюрмера, Н. Д. Голицына. Усталые и телесно, и душевно, эти люди жили далеким прошлым, не способны были ни к творчеству, ни к порыву. Замазкой мазали пробоины в государственной машине, свинцовою тяжестью висели на рычагах и колесах, все и вся мертвили, а меж тем их речения почитались за откровения». По его словам: «Витте — это была какая-то яичница предложений… Полная растерянность мысли. В голове его был хаос, множество порывов, желание всем угодить… в делах политики производил впечатление авантюриста, не имел ясного представления о социальном строе империи, о лицах („представителях общественности“) и даже об административном механизме в провинции». На Особых совещаниях и в Совмине «плыли как по течению».
Выбирая кандидата на роль «конституционного премьера», способного обеспечить сотрудничество с Думой, государь не мог не учитывать реалии, опыт полугодичной деятельности (с октября 1905 г.) Витте как премьера «объединенного кабинета». У графа С. Ю. Витте был негатив в этом плане. Мог ли обеспечить сотрудничество с Государственной Думой человек, имевший громкую давнюю славу гонителя земств? Октябрьский фейерверк, ярко вспыхнув, погас, а клеймо недоброжелателя земств осталось, более того, в либеральных кругах разочарование в «конституционном манифесте», как полумеры («аборт конституции»), связывали с этим старым графским грехом. (Иначе, мол, он и поступить не мог, и уповать на его помощь и поддержку не стоило и тем паче не стоит.) Неудача Витте в формировании коалиционного кабинета, отказ влиятельных общественных деятелей от открытого сотрудничества с графом еще больше растравили старые раны. А чего стоило громкое скандальное дело со свежей (апрельской) публикацией в прессе проекта Основных законов, «состряпанного» графом. Но именно партия, отказавшая премьеру в поддержке и громко осмеявшая его, теперь будет формировать Думу. Был ли у Витте шанс на успех, на понимание и поддержку (кадетской) оппозиционной Думы? Обстановка, сложившаяся в апреле, ставила перед императором вопрос о немедленной отставке Витте. Нужен был новый премьер, и не гонитель, а, наоборот, защитник земств. В императорском понимании таким лицом был Горемыкин, уволенный царем десятилетие назад с поста министра внутренних дел именно за чрезмерное стремление поддержать, укрепить земства. Конечно, общественное мнение могло об этом судить иначе, оспорить императорские оценки лиц и событий. Но вспомним, кому принадлежат слова: «А какое мне дело до общественного мнения!»
Подобного рода декларации не предназначены для печати. В жизни император с мнением общественных кругов (и не только великосветских) считался. Он не мог не знать, как свет судит о «Горемыке». Но где-то в глубине души полагал, что матерый бюрократ справится, что ему улыбнется удача, если он отмобилизует свой старый земский опыт.
С чем шла «историческая» власть на встречу с «мужицкой», поповской Думой? Выше уже отмечалось, что с завершением Великой крестьянской реформы (а это прекращение подушных выкупных платежей, отмена круговой поруки) власть не смогла выработать четкую программу развития села, дальнейшую судьбу общины, на которую она смотрела всегда со своих фискальных позиций как на удобное оружие выколачивания подушных и выкупных платежей, власть с этой целью и запрещала выход мужиков из общины. Это постоянно надо иметь в виду. Правительству были чужды рассуждения славянофилов и почвенников (особенно… в духе общинного социализма). Более того, оно преследовало сторонников подобных теорий. Поэтому оно долго не замечало и не оценило переход крестьянских общин к кооперации. В этом власть разделяла слепоту всей элиты. Перед Первой Думой элитарное сознание не понимало всей значимости крестьянского кооперативного движения. Позиция Д. И. Менделеева — это то исключение, которое подтверждает правило. Но это и та ласточка, которая предвещает весну, половодье в апрельскую капель. Позиция исторической власти в аграрном вопросе — это своего рода перетягивание каната двумя командами: Горемыкин — Стишинский, с одной стороны, Столыпин и Гурко — с другой.
Чья же команда брала верх в апреле? Трудно сказать, составы команд менялись. Какова была ситуация? Выше отмечалось, что в феврале царь отклонил проект министра земледелия Кутлера, которому сочувствовал, который сам же инициировал, и об этом чирикали все столичные воробьи.