Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Наступил наконец торжественный день встречи императора с народными представителями. Избранный местом встречи Зимний дворец был охвачен гвардейскими полками в полной парадной форме, на площадях и улицах стояли шпалеры не только войск, но также и полиции, и жандармерии в пешем и в конном строю, целевое назначение воинства не совсем ясно, то ли задействовали его в парадных, то ли в иных охранных целях.

Приводим описание торжеств по дневнику великого князя Константина Константиновича:

«Громадный съезд у дворца, вся набережная запружена экипажами. Члены царской фамилии подъезжают к малому государеву подъезду. К другим прибывают депутаты, сенаторы, члены Госсовета, для каждой группы свой подъезд. Члены семьи, великие князья собираются в Николаевском зале. Все „великие“ налицо. Иные прибыли специально из-за границы. Около 2 часов прибывает августейшая семья. Император был в преображенском мундире, императрица Мария Федоровна в белом атласном платье „русским опушенном соболем“, императрица Александра Федоровна в белом с золотом с диадемой из огромных жемчужин Екатерины II. Шествие направилось в Георгиевский зал из концертного. Во главе его несли императорские регалии — печать, меч, знамя, державу, скипетр и корону. За ними следовал государь, за ним обе императрицы рядом, а потом все великие князья и княгини попарно.

В Тронном зале великие княгини отделились и прошли через Романовскую галерею в Георгиевский зал на особо приготовленное императрицам возвышенное место по правую сторону от трона. Великие князья за царской четой вышли в Георгиевский зал через галерею 1812 г. Когда их величества приложились к кресту, митрополит Антоний начал молебен перед лежавшей на аналое иконой Спасителя, привезенной из часовни Петра Великого. Налево стояли члены Государственного Совета, направо члены Думы. Отошел молебен. Государь остался стоять посреди зала. Певчие и младшее духовенство стали выходить из зала, унося с собой икону, аналой и подсвечники. Императрицы направились к своему месту, где уже были великие княгини.

Мы — великие князья — прошли мимо государя и расположились по трем нижним ступеням, ведущим к трону, между ним и возвышением для императриц и великих княгинь. Тут же на ступеньках стояли и несшие царские регалии. Когда все заняли свои места, государь медленно и величественно направился к трону, взошел по красным его ступеням и сел на престоле. Через спинку трона была наброшена царская порфира. По знаку государя министр двора взошел по ступеням, с низким поклоном подал бумагу. Государь взял ее, отдав Фредериксу свою шапку, а потом встал, сделал шага два-три вперед и громко, внятно, медленно стал читать свою речь. Чем дальше он читал, тем сильнее овладевало мною волнение, слезы лились из глаз.

Слова были так хороши, так правдивы и звучали так искренно, что ничего нельзя было бы добавить или убавить… Закончил царь свою речь словами: „Бог помощь мне и вам!“

Тем же порядком шествие двинулось обратно»²⁸.

Вот впечатления «героя дня» занесенные в дневник:

«27-го апреля. Четверг.

Знаменательный день приема Госуд. Совета и Госуд. Думы и начала официального существования последней. Мама приехала в

8 час. из Гатчины и отправилась с нами морем в Петербург. Погода была летняя и штиль. На „Петергофе“ пошли к крепости и оттуда на нем же к Зимнему. Завтракали в 111/2. В час и ³/₄ начался выход в Георгиевскую залу. После молебна я (сказал) прочел приветственное слово. Госуд. Совет стоял справа, а Дума слева от престола. Вернулись тем же порядком в Малахитовую. В 3 часа сели на паровой катер и, перейдя на „Александрию“, пошли обратно. Приехали домой в 41/2. Занимался долго, но с облегченным сердцем, после благополучного окончания бывшего торжества. Вечером покатались».

Наутро царь пишет: «Выспался хорошо. Ночью шел небольшой дождь, день был жаркий. Принял новых министров: генерала Н. К. Шауфуса — путей сообщения, Извольского — иностранных дел, Стишинского — землеустройства и земледелия и Шванебаха — госуд. контролера. Завтракал д[ядя] Алексей. Принял еще выбранного вчера председателем Думы — Муромцева. Гулял. Читал. Прошла сильная гроза, освежившая воздух».

От скупых дневниковых записей веет авторское чувство исполненного долга. Взят еще один барьер, выдержал, не сломался, столкнувшись с «лучшими людьми», и слышится все же какое-то разочарование: случившееся не оправдало его надежд. Царь был не одинок в проявлении подобного скепсиса. Вот мнение внимательного, вдумчивого современника и еще одно элитное свидетельство о великом торжестве.

«Я видел их, когда они съезжались, — пишет Н. Врангель. — Какая смесь одежды и лиц. Поляки в кунтушах, восточные халаты и чалмы, священники, каких в городах не видать, дерзкие развязные волостные писари из разночинцев, сельские учителя, самоуверенные интеллигенты; крестьяне, удивленные сами видеть себя в роли законодателей. Знакомые всему Петербургу общественные деятели, краснобаи, многие депутаты явились демонстративно одетые в затрапезные платья»²⁹.

Обратим внимание на это описание. Оно о многом говорит.