Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Барон Н. Врангель, как и многие другие современники, утверждает, что царь был возмущен поведением некоторых депутатов, подчеркнуто демонстрировавших непочтение к монархии, явившихся в дорожных, охотничьих костюмах, что императрица, «потрясенная подобными выходками, не сдержала слез, а Николай II, не сдержав гнева, заявил: „Я им этого никогда не забуду!“». Возможно, так и было. Во всяком случае, ответный визит царя в Таврический дворец состоялся через десять лет.

Однако, выдерживая протокол, император на следующий день, 28 апреля, дал аудиенцию председателю Думы С. А. Муромцеву³⁰.

Записи великого князя, поэта и президента Академии, передают и глубокое впечатление его от торжества, но и тревогу и даже разочарование императорской фамилии в Думе после первого же ее заседания, не оправдавшего августейших надежд.

«Председателем Государственной Думы избран Муромцев. О, какое томление духа и сколько опасностей за будущее возбуждает эта Дума! Не будет ли она терять время в пустой болтовне крайнего направления, пренебрегая делом? Чего доброго ждать от так называемых „лучших людей“, от якобы представителей народа, от желанной Государственной Думы, когда немедленно по ее открытии, когда был ею избран в председатели Муромцев и еще до его вступительной речи, по его приглашению, вышел на кафедру мерзавец Петрункевич, потребовавший от правительства амнистии всем находящимся в заключении политическим преступникам, и это требование не только принято единогласно, но и покрыто рукоплесканиями? Если бы Дума занялась благоустройством крестьянства и нуждами просвещения, можно было бы надеяться, что она будет делать дело. Но по началу уже видно, что этого не будет.

Хороши и представители науки, избранные в Государственный Совет, между прочим — мои академики. Лаппо-Данилевский и Шахматов; тотчас по избрании они отправляются в Городскую Думу депутацией, требуя работы для безработных. Если такую глупость делают ученые, то чего же ждать от невежд»³¹. Видно, взволнованный князь терял обычную сдержанность и выверенность выражений.

Но это все впечатления членов императорской фамилии, придворных, знати, так сказать, элитная оценка события. А как все это выглядело и воспринималось публикой, как оценивалось в обществе, попробуем дать непарадное описание.

Примечания

¹ Известный историк Г. В. Вернадский пишет, что в Москве всеобщая забастовка переросла в вооруженное восстание, возглавляемое партийными отрядами боевиков, на улицах были построены баррикады. В начале восстания, возможно, имела место и полицейская провокация. Часть оружия, которым были вооружены московские рабочие, видимо, поступила от агентов полиции. Хотя правительство знало о планах восстания, в Москве оказалось очень мало войск. Министр внутренних дел Дурново, всегда энергичный и предусмотрительный, в данном случае, несмотря на настояния Витте, не предпринимал никаких шагов. Уличные бои продолжались в Москве целую неделю, после чего все же из Петербурга прибыло подкрепление. Восстание было сразу же подавлено. Один из жилых рабочих районов Москвы пострадал от артиллерийского обстрела (Вернадский Г. В. Ленин — красный диктатор. М., 1998. С. 80–82).

² В дневнике царя не отмечено это событие. Но, видимо, с этим связан прием царем 21 апреля Сольского, Горемыкина, Шипова, а на следующий день генерала Трепова. Это главные лица конституционной драмы во всех ее актах, этапах. См.: Дневники императора Николая II. С. 310–311.

³ Законодательные акты переходного периода. 1907–1908. СПб., 1909. С. 7–8.

⁴Таганцев Н. С. Пережитое. С. 107–111. Здесь полностью приведен текст «Основных положений комиссии».

⁵Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 300–307.

⁶ Законодательные акты переходного периода о политических свободах, статей о равноправии всех вероисповеданий. С. 24.

⁷ Право. 1906. № 17. 30 апреля. Основные законы. Редакционная статья.

⁸ С. Ю. Витте дает эту же дату, подчеркивая, что были промедления, задержка с обнародованием законов и только его вмешательство (по звонку Трепову) покончило с колебаниями. «27 апреля законы были опубликованы с некоторыми незначительными изменениями» (Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 305).

⁹Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции. Т. 22. С. 226.

¹⁰ Гессен особо отмечает мастерство «замечательного оратора» кадета Ф. И. Родичева, который «речей не готовил, всегда выступал экспромтом, обстоятельства дела знал поверхностно, но его взволнованная речь сопровождалась энергичными широкими взмахами рук, била по слушателям как удары молота». Запомним эту характеристику, эти жесты рук. Также вскоре Родичев предстанет и на думской трибуне (см.: Гессен И. В. Указ. соч. С. 226).