Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Законопроекты, одобренные думскими комиссиями, передавались на рассмотрение общего, пленарного заседания, рассматривались и принимались в трех чтениях. Первое, после доклада комиссии, носило общий характер, выявляло мнение большинства депутатов. По завершении общей дискуссии председатель ставил вопрос о переходе к постатейному голосованию, и большинством голосов депутаты принимали (или отклоняли) это предложение. В случае положительного итога начиналось постатейное обсуждение, вносились поправки, каждая из них ставилась на голосование. Затем, при третьем чтении, проект принимался в целом, со всеми одобренными, принятыми поправками, но и в третьем чтении иногда отклоняли уже принятые поправки или вносили новые. В работе комиссий и на пленарном заседании принимали участие представители министерств и других ведомств, связанные с обсуждаемым проектом. При этом надобно иметь в виду, что именно за исполнительной властью оставалось право законодательного почина. Предварительная экспертиза в секретариате и Совещании и первое слушание способствовали успеху работы. Первое обсуждение имело особое значение, ибо без одобрения проекта «в целом» не было смысла передавать его на рассмотрение в комиссию, которая при этом стала бы «бюро похоронных процессий». Кстати, для избавления от «вермишели» Дума отправляла без рассмотрения по существу в «похоронное бюро» многие проекты («мелочовку») по докладу своего секретариата.

Правительство разрабатывало и вносило законопроекты, отстаивало их в комиссиях и на пленарных заседаниях. Если думское большинство принимало решение о желательности какого-то закона, то подготовка его проекта передавалась в соответствующее министерство и только в случае отказа последнего Дума поручала одной из своих комиссий подготовить проект закона. Министры часто на многие годы затягивали представление законопроекта, и Дума была бессильна противостоять этому саботажу.

Правительство имело право отозвать свой проект, снять его с обсуждения на любой фазе последнего. Иными словами, Дума приобрела право законодательной инициативы, закрепила его в Наказе, но она, по существу, не имела права законодательного почина. Дума давала согласие на проекты, вносимые исполнительной властью, шлифовала их. Правда, проект, не получивший ее одобрения, в силу не вступал. Но правительство научилось обходить Думу, вводя нужные ему законы по статье 87. Постепенно в Думе складывалась деловая обстановка, выразившаяся в лозунге: «Беречь Думу!» Депутаты от разных фракций учились находить общий язык, ставить интересы дела, скорейшего успешного завершения работы над законопроектом выше узкофракционных целей, учились избегать суетной многоголосицы, пустопорожней говорильни. Надо следить, чтобы красноречие не сгубило Думу, говорили депутаты. Но, конечно, эта трезвость иногда их покидала, прения принимали характер личных оскорблений. Излишне запальчивых останавливал председатель и, если предупреждения не действовали, мог лишить слова, мог и удалить депутата из зала на одно или несколько заседаний. «В законодательной области, в практическом деле, в работе Комиссий, — вспоминает В. А. Маклаков, — началось воспитание Думы, изменение партийных отношений друг к другу, образование „рабочего большинства“ вместо придуманной лидерами „объединенной оппозиции“. Работа открывала глаза <…> Если рыба гниет с головы, то „оздоровление“ у нас начиналось снизу»².

В исключительных случаях оскорбленные защищали честь, вызывая к барьеру обидчика. Когда кадет Родичев, увлекшись обличениями Столыпина, при слове «воротничок» указал на шею (так появились «столыпинские галстуки»), его ошикали депутаты, осудила собственная фракция. Столыпин немедленно послал своих секундантов, конфликт был улажен после извинений Родичева. Даже опытные, сдержанные депутаты прибегали к этой старомодной, но тогда еще действенной форме защиты чести, личного достоинства (Гучков, Пуришкевич, Милюков и др.).

* * *