Одобренное в начале 1907 г. кабинетом Столыпина преобразование общины в свободный земельный союз так и не прошло через законодательные учреждения. Общине, даже жизнеспособной, правительство уготовило роль Золушки. Печальная участь законопроекта о «жизненной общине» весьма характерна для столыпинского пакета реформ, подготовленного в междумский период. Ни один из законопроектов, непосредственно связанных с «крестьянским миром» (об общине, о волостном земстве, о самоуправлении церковных приходов, о кооперативах, об упразднении института земских начальников), не прошел через Думу и Госсовет, естественно, не был проведен в жизнь.
Наряду с крестьянской реформой кабинет П. А. Столыпина провел по 87-й статье еще несколько важных мер: Указ 14 октября о свободе старообрядческих общин; Указ 15 ноября об ограничении рабочего дня и о воскресном отдыхе приказчиков; отмену преследований за тайное преподавание в Западном крае (то есть разрешение обучения в частном порядке на польском языке). Распоряжением министра народного просвещения был допущен в 1906 г. прием учащихся в высшие учебные заведения без пресловутой 5-процентной нормы. «Общий вопрос о правах евреев, — было при этом объявлено, — будет подлежать обсуждению Госдумы, и так как это вопрос народной совести, то Госдума и должна высказаться, как его решить». Проект расширения прав евреев, одобренный Советом министров, вызвал резкие нападки в правой печати, которая заговорила «о расширении черты оседлости до полярного круга». Император отказался его утвердить.
Вопрос этот интересен в правовом отношении, а промедление с его разрешением имело свои последствия. Для оценки той роли, которую играл царь во всех преобразованиях («реформах Столыпина»), характерно его личное отношение к этому проекту. Он вернул его Столыпину при письме от 10 декабря 1906 г., которое стоит привести целиком15
:«Петр Аркадьевич.
Возвращаю вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным.
Задолго до представления его мне, могу сказать, и денно и нощно я мыслил и раздумывал о нем.
Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, — внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям.
Я знаю, Вы тоже верите, что „сердце Царево в руцех Божиих“.
Да будет так.
Я несу за все власти, мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов отдать ему в том ответ.
Мне жалко только одного: Вы и Ваши сотрудники поработали так долго над делом, решение которого я отклонил. Относительно помощи голодающим и способа объединения всего дела я говорил с Ее Величеством. Она охотно примет под свое покровительство высшее направление помощи. Очень важный вопрос о выборе достойного лица в виде помощника ей.
Мы еще никого не имеем в виду; прошу Вас с своей стороны подумать об этом. У меня в 1891 году таковым был Плеве.
В правовом плане смысл царского письма — в отказе включать проект закона по еврейскому вопросу в пакет указов по статье 87-й, в передаче вопроса на рассмотрение Думы. Случившееся было явным отступлением царя от заранее согласованного с премьером плана реформ, уже опубликованного в прессе, и ставило Столыпина в неловкое положение. По-видимому, это хорошо понимал и Николай, подсластивший горькую пилюлю, поместив в конце письма несколько фраз, одобряющих действия Столыпина по организации помощи голодающим, и предложение о создании в этих целях специального комитета под патронажем императрицы, у которой супруг уже испросил согласие. Царь сделал Столыпину предложение стать Александре Федоровне в этом деле «достойным помощником», подобно тому как в «голодный» 1891 г. ему, тогда еще наследнику, помогал Плеве.