Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

При обсуждении бюджета на 1909 г. барон Мейендорф вновь выступил с упреками по адресу правительства и несоблюдении Основных законов. Он говорил о том, что среди довольно высоко стоящих сановников существует какая-то глубокая ненависть к новым учреждениям, какая-то органическая неспособность подчиняться Основным законам. При обсуждении сметы Министерства внутренних дел ораторы из октябристов доказывали полную незаконность продолжения действия положения 14 августа 1881 г. об охранении государственного спокойствия и порядка. Впрочем, необходимость снятия усиленной охраны настолько сознавалась всеми фракциями, кроме крайне правых, что даже националисты внесли следующую формулу перехода: «Признавая необходимым введение в действие исключительных положений в периоды смуты, но вместе с тем считая таковое непригодным средством управления в спокойное время, Госдума выражает уверенность, что правительство, по мере возможности и неуклонно, будет стремиться к смягчению и снятию исключительных положений».

Путем очень детального юридического анализа депутат Годнев пришел к заключению, что в настоящее время нет оснований признавать положение об усиленной охране как закон, так как это положение не может иметь силы закона, как изданное и продолженное в своем действии не тем порядком, который установлен для издания законов Основными законами империи¹⁰.

От имени октябристов с общей речью по смете вновь выступил Шидловский, который опять-таки говорил, что полицейские функции поглотили в Министерстве внутренних дел функции административные и что во всей деятельности министерства преобладала точка зрения политическо-полицейская. Что касается исключительных положений, то, по его мнению, они развращают население и развращают администрацию, так как предоставляют администраторам действовать по своему собственному усмотрению там, где, при отсутствии исключительного положения, им приходилось бы действовать по велению закона. В этих условиях население тоже перестает уважать закон и начинает действовать по собственному усмотрению. Свою речь Шидловский закончил заявлением, что, по мнению фракции Союза 17 октября, нет больше почвы для существования исключительных положений в том размере, в каком они существуют теперь.

Другой октябрист, Баратынский, заявил, что министерство относится с земскому самоуправлению с точки зрения полицейского сыска, что «пора перестать смотреть правительству на страну в щель сыска, нужно взглянуть на нее в широкое окно, нужно взглянуть взглядом благожелания и умиротворения».

На эти речи отвечал от имени правительства товарищ министра внутренних дел Курлов, который начал свою речь в тоне чрезвычайно пренебрежительном. Что касается успокоения, то Курлов находил, что, по сравнению с 1905 и 1906 гг., успокоение, конечно, наступило или, вернее сказать, наступает, но все-таки остается повышенная преступность, и для того, чтобы ее уничтожить, «нужны чрезвычайные меры, которые имеются пока только в исключительном положении». «Нет государства, — восклицал Курлов, — которое бы не пользовалось исключительными положениями». «Успокоение еще не наступило, и нам необходимо пока держаться исключительных положений, но, — говорил Курлов, — я готов согласиться с мнением о несовершенстве исключительных положений. Депутат Шидловский указывал, что исключительные положения развращают не только население, но и правительство. Да, это печальная, тяжелая, хроническая болезнь, смертельная — смута. Что же касается реформ, то правительство внесло уже в Думу законопроект об исключительном положении, о неприкосновенности личности, о свободе совести. Комиссия по полицейской реформе, под председательством сенатора Макарова, заканчивает свои работы, а закон о свободе собраний закончен и в скором времени будет внесен в Думу. При таких условиях едва ли возможно упрекать правительство в том, что оно ограничивается только красивыми фразами»¹¹.

По окончании прений от имени кадетской фракции Караулов предложил следующую формулу: «Признавая, что направление русской внутренней политики находится в полном и непримиримом противоречии с остальными началами преобразованного государственного строя, что правительство решительно отказывается изменить это направление и продолжает под предлогом подавления смуты вести борьбу с прогрессивными стремлениями страны, что не может быть никакой надежды на отказ правительства от постоянного усиления репрессий до тех пор, пока не будет коренным образом изменено указанное направление его политики. Дума возлагает на правительство всю ответственность за роковой исход его антинациональной и антипатриотической политики и отвергает переход к постатейному чтению».

От имени прогрессистов, поляков и мусульман Ефремов прочитал почти аналогичную формулу перехода, но которая заканчивалась переходом к рассмотрению сметы по номерам, а не общим отклонением ее, как в формуле фракции народной свободы.