Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

От имени Союза 17 октября С. И. Шидловский внес иную формулу перехода, в которой говорилось, что дальнейшее сохранение исключительных положений в большинстве местностей империи в настоящее время не имеет основания и что в целях плодотворной работы на почве обновления нашего строя на началах Манифеста 17 октября настоятельно необходимо скорейшее возвращение к нормальному порядку, что действия органов политической полиции необходимо обставить строгим контролем, в целях ограждения законных прав всякого гражданина, и что желательно скорейшее внесение в законодательные учреждения законопроекта о реформе полиции.

Все указанные формулы оказались отвергнутыми.

При обсуждении сметы Министерства внутренних дел на 1910 г. вновь раздались те же речи, так как положение не изменилось. Докладчик князь Голицын, защищая пожелание комиссии о реформе полиции, привел несколько фактов крайней произвольности арестов и обысков, производимых полицией. И. В. Годнее вновь доказывал незаконность продления усиленных охран на основании положения 14 августа 1881 г., которое считаться законом более не может. Говоривший от имени националистов Сазонов ограничился, впрочем, похвальным словом проснувшемуся национальному чувству и чувству национальной гордости¹².

От имени правительства на этот раз выступил директор Департамента полиции Зуев, который доказывал, что количество ссыльных уменьшилось, и потому едва ли можно говорить, что правительство теперь прибегает к административной ссылке чаще, чем прибегало прежде. От имени октябристов на этот раз выступил глава фракции А. И. Гучков, который прежде всего заявил, что фракция не будет вносить формулы перехода, то есть воздержится от общей оценки правительства. Фракция находит, что в стране наступило успокоение и до известной степени успокоение прочное; «успокоение это достигнуто перспективой либеральных реформ, которая открылась перед ними вследствие водворения у нас нового политического строя. Поэтому успокоение это я до известной степени мог бы характеризовать успокоением в кредит. При наступивших условиях я и мои друзья уже не видим прежних препятствий, которые оправдывали бы замедление в осуществлении гражданских свобод». «Я, — говорил Гучков, — не принадлежу к тем пессимистам, которые сидят на левых скамьях и которые рисуют нам картину состояния России в столь мрачных красках. Я должен признать, что во многих местностях России и в области управления идет улучшение, и я рад, что член Думы Маклаков, ссылаясь на свой личный опыт нарушения правопорядка у нас в России, мог по своему избирательному округу привести только одну запрещенную лекцию. Но мы не должны закрывать глаза на то, что рядом с частными разрозненными правонарушениями мы имеем целые очаги, гнезда правонарушений, мы имеем определенных профессиональных правонарушителей». Высказав два частных пожелания — об уничтожении административной ссылки и о замене по отношению к печати режима административного контроля судебными мерами, — А. И. Гучков закончил свою речь следующими словами: «Итак, я резюмирую ту позицию, которую принимает наша фракция по отношению ко всем тем вопросам, которые дебатировались по смете Министерства внутренних дел: мы ждем».

31 марта 1910 г. в Думе выступил П. А. Столыпин. Для защиты своей внутренней политики, ссылаясь на Основные законы, он отвел заявление депутатов, что его правительство исповедует принцип всемерного умаления прав Госдумы, что оно есть «правительство реакционное». Это определение, говорил премьер, дано революционерами, противниками закона.