Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

П. Н. Крупенский, Н. Львов попытались объяснить своим коллегам, что они разумеют под «государственной точкой зрения», когда речь идет о реформах. «Все реформы, которые должны быть даны русскому государству, по нашему мнению, — разъяснял позицию своей фракции Н. Львов, — должны быть основаны на принципах народности, православия, монархизма, которые являются основами русского государства. Веротерпимость и свобода совести не должны клониться к нарушению прав православной церкви; затем реформа, клонящаяся к расширению прав инородцев… не должна клониться к уничтожению прав русской народности, которая всегда была первенствующей в русском государстве… Также, наконец, реформы правовые не должны поколебать тот монархический строй, на котором незыблемо покоится русское государство»²³.

Что же противопоставили правым сторонники «конституции», и прежде всего октябристы, от которых зависел ход думского законодательства? Фактически они не выдвинули никакой позитивной программы, что явилось свидетельством их полной демократизации и растерянности.

Октябрист барон А. Ф. Мейендорф оспорил заявление Н. Е. Маркова-второго, что Союз русского народа — это массовая народная партия. Это крайне опасная демагогия, игра с огнем, предостерегал барон, заигрывание с «народной стихией», является одним из опаснейших политических аргументов… «Та стихия, которую вы желаете разнуздать, в короткое время обратится против вас» и вы будете «пожинать тот урожай, который вам сулили левые…».

Какова же конструктивная программа октябристов? «То, что мы противопоставим, — говорил барон, — будет чрезвычайно скромно». «Единственную задачу, которую мы считаем выполнимой в теперешних условиях нашего государственного быта и которую мы считаем настоятельной, это обоснование авторитета власти на нравственных началах. Нам необходима власть, пользующаяся действительным уважением, а не строящая свою политику и свои меры на страхе… Вот это простое требование нам представляется осуществимым»²⁴. Каким образом октябристы намеревались выполнить свое требование нравственного очищения власти?

На этот вопрос, похоже, хотели ответить прогрессисты. Главный путь обновления страны они видели в образовании в Думе «левого центра», который проведет нужные для обновления страны законопроекты. Вопреки стараниям определенных лиц во время выборной кампании создать из Таврического дворца учреждение с надписями: «Чего изволите!», «Рады стараться» — Четвертая Дума такова, что в ней «совершенно возможен конституционный умеренный левый центр…» — заявил пермский депутат, новый деятель прогрессистов А. А. Бубликов. Его имя еще сверкнет в февральские дни 1917 г. и сгорит, не оставив следа. Правящая бюрократия давно уже потеряла всякое творческое начало, продолжал он, поэтому в условиях крайне обостренной обстановки «самое лучшее, чего мы могли сейчас пожелать, это типично чиновничьего делового министерства». Тогда есть надежда, что «Дума с тем образующимся и, мне кажется, неизбежно долженствующим образоваться конституционным центром могла бы работать, могла бы осуществить значительное количество тех весьма благих законопроектов, которые были перечислены… Сейчас великих реформ ждать нечего, но при известной готовности… идти на соглашения мы можем дать стране многое из того, что перечислено в декларации…»²⁵.

Старый, многократно травленный прогрессистский волк Н. Н. Львов-первый был настроен более пессимистично и уповал не на «конституционный центр», а на силу — общественное мнение. «У нас, — заявил он, — возникает невольное сомнение» относительно возможности осуществления «начал» Манифеста 17 октября, обещанного в декларации. «Никогда раньше не было такой разнузданности правительственной власти, как в настоящее время, не было никогда такого самовластья министров, как мы видим теперь. Вместо сдерживания, вместо того, чтобы общественное мнение в лице Государственной Думы сдерживало правительство, мы видим здесь разгул страстей… и сам закон стал игрушкой этих страстей». «Вот мы явились сюда, — грозил правительству Львов в завершение речи, — чтобы заявить вам, что в России есть общественное мнение, которое не потерпит, чтобы над ним издевались так, как издевались до сих пор, и что это общественное мнение есть сила, которая требует своего признания и уважения к себе»²⁶.

Л. И. Коновалов указывал на опасность экономического и технического отставания от передовых, развитых стран, вызванного отсталостью политического строя страны. «Но я спрашиваю вас, — восклицал он, — можно ли нам продолжать идти черепашьим шагом в то время, когда наши мировые конкуренты гигантскими шагами идут вперед по пути национального развития. Мы страшно отстали, мы страшно бедны… Далее медлить нельзя. Только усвоив себе наиболее совершенные формы гражданского общежития, присущие другим культурным народам, мы будем в состоянии двигать страну по пути ее духовного и материального развития, созидая народу богатство и счастье»²⁷.