Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Министр финансов и одновременно премьер Коковцов вспоминает: «Подготовительная работа комиссии по рассмотрению сметы и росписи в этом году особенно затянулась, и общие прения начались только 10 мая 1913 года. Роспись — мною составленная и лишь в очень немногом измененная думской комиссией <…>, была в действительности блестящей. Все расходы были сбалансированы, исключительно за счет одних обыкновенных доходов, которые оказались достаточными и для покрытия всех чрезвычайных расходов, занесенных в роспись в крупной сумме в 235 млн рублей, так как избыток обыкновенных доходов над обыкновенными расходами составил свыше этой суммы»¹⁵.

На указанных премьером чрезвычайных расходах, на причинах задержки с утверждением бюджета надо остановиться, ибо это напрямую связано с Думой, ее правами и ролью.

Указанные чрезвычайные расходы потребовались на финансирование военной программы, то есть перевооружения армии, ликвидации ее отставания от немцев в области тяжелой артиллерии, предполагалось, что это поможет завершить эту программу к 1918 г. и ликвидировать полностью превосходство кайзеровской Германии. Военный министр Сухомлинов по всеподданнейшему докладу затребовал и получил высочайшее одобрение на единовременный кредит в 350 млн рублей и, кроме этого, ежегодное увеличение расходов его ведомства еще на 100 млн рублей, чтобы «спешно усилить нашу армию»¹⁵. Решение было принято без обсуждения не только в Думе, но и в Совете министров. Премьер узнал об этих суммах только на совещании военных чинов у царя и был просто сражен грубым нарушением закона. Но этим дело не ограничивалось. Военный министр Сухомлинов согласовал с французским генштабом и получил согласие царя на спешное строительство стратегических дорог. Для финансирования строительства этих дорог французы давали огромный заем, свыше миллиарда рублей, и опять премьер узнает об этом плане от императора, как о деле уже решенном. Но и этим дело не ограничилось. Военный министр опять же по всеподданнейшему докладу и даже без уведомления премьера испрашивает увеличение призыва новобранцев на 120 тысяч, доводя весь призыв до 570 тысяч человек. Это ложилось огромной тяжестью на население, но согласия его избранников не спрашивали. В это же время император тем же путем, не ставя в известность премьера, принимает решение о создании главного управления по делам спорта и назначении на пост главноуправляющего (фактически министра) одного из царских фаворитов генерала Воейкова (зятя министра императорского двора графа Фредерикса). Это опять требовало новых бюджетных сумм, но с Думой и эти вопросы не согласовывались, и дела военные, и дела спортивные стали объектом закулисных интриг, борьбы за власть¹⁷.

Премьер не мог безмолвно согласиться с грубым нарушением закона, с умалением Совета министров и Государственной Думы. Ему удалось убедить царя отложить назначение Воейкова, передать вопрос о военных расходах на рассмотрение Думы, но в каждом случае он встречал упорное сопротивление Николая II, заявлявшего, что он усматривает в этом попрание своих державных прав. Коковцов свидетельствует: «Он дважды повторил мне: я (царь. — А. С.) не имею больше права делать то, что я нахожу полезным, и это начинает мне надоедать». И еще: «Пусть в Думе настаивают на всяких культурных расходах, а я не хочу даже обсуждать вашего предложения, представьте мне завтра проект моего повеления об этом всем министрам, и я подпишу его с большой радостью… Я ясно вижу, что мы ненадолго сохраним мир. Что же будет, если мы опять будем не готовы к войне»¹⁸.

В этих крупных вопросах и крупных расхождениях есть два аспекта, один — необходимость ускоренного довооружения армии, и в этом император был прав, но ведь и Коковцов и Дума не возражали; но был и другой аспект, а именно необходимость согласованных действий императора, его военного министра с Думой и премьером. Именно в этой плоскости и обнаружилось попрание прав законодательных институтов со стороны царя. Конечно, здесь пагубную роль сыграл Сухомлинов. Его действия шокировали не только премьера, но и великого князя Николая Николаевича, ставшего во главе Военного совета, который оценил действия фаворита как просто нахальные¹⁹.