Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Как и в XVII в., на протяжении большей части XVIII в. в Монголии еще не была возрождена система почтовых станций, существовавшая в Монгольской империи и пришедшая в упадок после ее распада. Даже в 1760-е годы дипломаты должны были менять лошадей и верблюдов и получать продовольствие либо в «урочищах», либо же, если животные уставали, просто-напросто делать длительные привалы и давать им отдых[353]. Однако в последней трети XVIII в. маньчжуры, стремясь упорядочить систему коммуникаций в своих вассальных владениях, начали ее восстановление: поручик Арефий Незнаев, посетивший Западно-Монгольский регион Кобдо в 1771 г., сообщает, что в этом регионе уже действовала четко организованная ямская система, и что он официально получал подводы и лошадей, которых ямщики должны предоставлять из собственных средств[354]. А в первой половине XIX в. маньчжурские власти стали уделять значительное внимание восстановлению системы ямских почт, фактически пережившей «второе рождение» (после империи Чингис-хана)[355]. П. И. Кафаров в середине XIX в. насчитывает 48 постоянных «военных» почтовых станций, находившихся под контролем гусай-амбаня или дутуна — военного чиновника, напрямую подчинявшегося главнокомандующему, при этом хотя станции содержали сами халхасцы, смотрителями над несколькими из них назначались маньчжурские чиновники, сосланные в Монголию за преступления[356]. Кроме того, если в Монголию прибывали особо важные чиновники из Китая или посланцы с указами о назначении князей на должность, на пути их следования могли создаваться и временные станции, ответственность за содержание которых ложилась на самих князей[357].

Служители станций несли ямскую повинность по жребию, определявшему не только тех, кто будет работать на станции, но и срок его службы. Правда, это отнюдь не означало, что эти служащие должны содержать станции за свой счет — напротив, они получали жалованье из казны за свою работу, а лошадей, верблюдов и продовольствие поставляли в качестве повинности соседние монгольские улусы. Это также отражает политику «сбережения сил монгольского народа», поскольку впоследствии, после ее отмены, никакого жалованья монгольские почтовые служащие не получали и нередко содержали станции именно за свой счет. Чиновники, проезжавшие через станции, имели право на получение лошадей или верблюдов, продовольствия, а также «съестных денег». При этом количество продовольствия зависело от статуса проезжающего официального лица — это мог быть целый баран, половина или баранья нога; то же касалось и «съестных денег» — например, битикчи, сопровождавший П. И. Кафарова, получал «чин» серебра (приблизительно 80 коп.)[358]. Впрочем, сами чиновники нередко злоупотребляли своими полномочиями: в 1830 г. монголы жаловались О. М. Ковалевскому, что, проезжая через их стойбища, те требовали от них лошадей, которых оставляли либо в следующем стойбище, либо на ближайшей почтовой станции[359].

Согласно сведениям российских путешественников, иностранцы, даже обладавшие дипломатическим статусом, на почтовых станциях поначалу не обслуживались. Так, Никита Яковлевич Бичурин (о. Иакинф) вспоминает, что еще в 1808 г. миссия была вынуждена платить по два чина серебра за верблюда и одному чину за лошадь. А во время его обратной поездки в 1821 г. монголы вообще отказывались предоставлять верблюдов членам российской духовной миссии даже за деньги — лишь вмешательство маньчжурского чиновника, сопровождавшего миссию, позволило им не остаться без транспортных средств, после чего монголы были «одарены»[360]. При этом Бичурин подчеркивал, что речь идет именно о поднесении даров почтовым служащим, а не взимании ими платы. Е. Ф. Тимковский также вспоминал, что за предоставление верблюдов и провоз багажа сопровождаемой им миссии чиновники взимали оплату, причем не фиксированную, «а соразмерно по обстоятельствам»[361]. Иркутский чиновник Александр Александрович Мордвинов, ездивший в 1840-х годах курьером в Ургу, сообщает, что вознаграждение почтовых служащих осуществлялось в форме «приличных подарков», причем эта практика стала настолько регулярной, что ему с сопровождающим его казачьим офицером на эти «подарки» была выделена «некоторая сумма»[362]. По-видимому, подобный подход монгольских почтовых служащих стал следствием политики империи Цин, которая, как отмечалось выше, в этот период времени старалась изолировать монголов от иностранцев. Следовательно, предоставление транспорта, продовольствия и оказание иных услуг иностранцам, проезжающим через Монголию, скорее всего, воспринималось монголами как нарушение этих предписаний маньчжурских властей, и поэтому они предпочитали оказывать услуги за «подарки».