Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Во второй половине XIX в. уртонная (почтовая) повинность стала, пожалуй, основной для монголов, наряду с воинской. Число почтовых станций в этот период времени становится в Монголии весьма значительным. Вся инфраструктура была хорошо развита — особенно на крупных торговых путях, например между Кяхтой и Ургой, где постоянно встречались станции обычно по пять-шесть (а иногда до 20) юрт и до сотни лошадей. Повинность в пределах одной станции исполняли выходцы из разных хошунов и даже аймаков, причем одни отбывали ее неподалеку от родного стойбища, другим же приходилось отправляться за сотни километров. При этом ямские служащие и их семьи (которые пребывали при них) не несли никаких других повинностей в пользу князей[363]. Когда часть животных на станциях умирала, работники были вынуждены нанимать вместо них новых в соседних хошунах, причем плату за аренду должен был вносить их собственный хошун, что делалось, впрочем, нечасто и заставляло работников станций даже обращаться в суд в случае длительного неполучения арендной платы[364].

Если ранее в рамках политики «сбережения сил монгольского народа» служащие таких станций получали вознаграждение из имперской казны, то с середины XIX в. эта практика была прекращена. В результате все затраты на содержание станций также ложились на местное население, и там, где официально полагалось содержать станцию в 12 юрт, нередко фактически действовало не более трех. Более того, в некоторых малонаселенных регионах станции, существовавшие на бумаге, фактически отсутствовали, и чиновникам, гонцам и прочим, проезжавшим через эти местности, приходилось связываться с ближайшими улусами, чтобы местные жители заранее подготовили к их приезду верховых животных и припасы.

Неудивительно, что в ряде случаев контроль за содержанием дорог брали на себя заинтересованные в них иностранные торговые компании — преимущественно российские. Дж. М. Прайс упоминает о почтовой станции в местечке Удэн (Oud-en), на пути из Урги в Калган, где располагалась почтовая станция всего из двух юрт, устроенная русскими[365]. По-видимому, он говорит о резиденции российского военного чиновника А. Е. Петрова, с середины 1880-х годов контролировавшем проход чайных караванов через Гоби[366].

Но даже в таких ухудшившихся условиях деятельности почтовых станций хошунные правители и маньчжурские чиновники находили возможности для злоупотребления. Монгольские администраторы, как правило, возлагали повинность по поддержанию станций на более-менее состоятельных подданных, а поскольку сроков ее несения не было определено, то те фактически ее исполняли до своего полного разорения. Чиновники же требовали предоставления им на станциях (естественно, бесплатно) не только лошадей или верблюдов, но и полагающихся им баранов и продуктов питания, установленных нормативами; а поскольку эти нормативы существенно превышали реальные потребности проезжающих, чиновники нередко «соглашались» заменять их эквивалентом в серебре или плиточном чае, опять же, за счет местного населения[367]. Естественно, в подобных условиях монголы охотнее оказывали аналогичные услуги торговцам (в том числе и иностранным, особенно российским), которые по крайней мере платили работникам почтовых станций и населению хошунов за предоставленные телеги и верховых животных[368]. Правда, в ряде случаев взимание платы за пользование услугами почтовых станций превращалось в настоящее вымогательство со стороны служащих, надеявшихся «содрать» с иностранцев весьма солидное вознаграждение[369].

При этом чиновники не всегда пользовались станциями: проезжая через улусы, они также требовали от жителей лошадей, подводы и питание. Эта традиционная повинность (албан) была столь разорительна для монголов, что они всячески старались уклоняться от нее, но не всегда преуспевали в этом[370]. Алексей Васильевич Бурдуков вспоминает, что в 1911 г. для встречи цзянь-цзюня (маньчжурского наместника Северной Монголии и номинального главнокомандующего ее войсками, имевшего ставку в г. Улясутай) на пути его следования через каждые 25–30 верст ставили по 20–30 белых юрт, собирали лошадей и серебро для подношений. Встречающие были вынуждены ожидать высокого гостя в течение месяца, за это время часть лошадей и верблюдов пала, и пришлось нанимать дополнительных в соседних хошунах за отдельную плату, что заставило хошунных князей влезть в долги к китайским торговым фирмам[371].