Более того, анализ сведений русских путешественников XVIII в. о монгольских торговцах[385]
дает основание считать, что маньчжурские власти уже на раннем этапе установления сюзеренитета над Северной Монголией всячески старались ограничивать это направление деятельности своих монгольских вассалов — особенно торговые операции с иностранцами. Так, цинские власти запрещали российским купцам приезжать в Китай без специальных «паспортов», и монгольские правители на основании этого запрета задерживали их в своих владениях, хотя сами же страдали от отсутствия возможности вести с ними торговлю[386]. Нередко китайские власти вводили в отношении российских торговцев своего рода «экономические санкции» по политическим причинам, и монголы были вынуждены вести себя соответственно. Так, Степан Писарев, канцелярист при посольстве С. Рагузинского, упоминает, что монгольские власти Урги запретили русским купцам вести торговлю, пока не будет решен вопрос между двумя империями о перебежчиках[387]. Отсутствие в Монголии развитой торговли подчеркивалось даже неимением механизма взимания торговых сборов и пошлин в монгольских землях: первые такие сборы российские путешественники уплачивали в Калгане[388] — непосредственно на границе с китайскими владениями[389].Сама торговля, как отмечают путешественники, в Монголии не была развитой, имея в большей степени характер натурального обмена. Монголы предлагали иностранным контрагентам (поначалу лишь китайцам и русским) скот, шкуры диких животных, овчины, кожу, молочные продукты, грибы и проч. Сами же они старались приобрести взамен товары русского и китайского производства: мануфактуру, зерно, водку, табак, плиточный чай и проч.[390]
Однако многие из предлагавшихся ими товаров требовались китайским торговцам, тогда как российские регионы, пограничные с Монголией и сами были богаты таковыми[391]. Если же монголы привозили свои товары (мясо, дичь, масло и проч.) в пограничные китайские районы, то местные торговцы тут же старались их скупить у «степных простаков» как можно дешевле, чтобы потом втридорога продать соотечественникам[392].Для европейцев, побывавших в Монголии, большой экзотикой являлся кирпичный чай, который они характеризовали как основное платежное средство. Согласно же российским путешественникам, кирпичным чаем, как эквивалентом денег, расплачивались лишь в Урге, причем не только оплачивали товары, но и выдавали жалованье солдатам. Некоторые «дельцы» даже утверждали, что этот хорошо сохраняющийся продукт является более надежным помещением денег, чем стада скота, поскольку животные подвержены голоду, болезням и старению[393]
. Неудивительно, что монголы зачастую даже затруднялись определить стоимость своих товаров в денежной форме: как писала А. В. Потанина, «в Монголии не говорят „бык стоит столько-то рублей“, а говорят „бык стоит десять или двенадцать кирпичей чая“ или „столько-то кусков нанки“ и так далее»[394].Анализ сообщений путешественников дает основание полагать, что развитие товарно-денежных отношений в Монголии могло искусственно запрещаться китайскими властями все с той же целью — изоляцией монголов от внешних контактов.
Таможенные пошлины в XVIII — первой половине XIX в. маньчжуры сохраняли за собой, что также полностью вписывалось в систему контроля и ограничения контактов монголов с иностранцами — в том числе и в торговой сфере. Безусловно, монгольским подданным империи Цин это было крайне невыгодно, и они старались использовать любую возможность, чтобы обходить такие запреты. Например, Е. Ф. Тимковский сообщает, что как только сопровождаемая им миссия пересекла границу, монгольские «пограничники» тут же попытались организовать торговлю с ее представителями и продать лошадей; аналогичные попытки предпринимали также один тайджи и один «монгольский помещик», через владения которых проезжала миссия[395]
. Его коллега, Михаил Васильевич Ладыженский, сопровождавший очередную духовную миссию в Пекин в 1830–1831 гг., сообщает, что один из монгольских князей получал необходимые ему русские товары через ламу, жившего на границе[396].