Некоторые русские пленники могли преуспеть не только на военной службе. Так, один из освободившихся пленников рассказал о судьбе некоего Егора Щукина, который, благодаря своей грамотности и честности, был назначен по воле своего хозяина — хивинского диван-беги (фактически премьер-министра) надсмотрщиком в хивинском караван-сарае, т. е. отвечал за сбор торговых пошлин в ханскую казну [Юдин, 1896, с. 417]. Бежавший из хивинского плена астраханец Тихон Рязанов рассказывал, что его спутник по побегу, Федор Грушин, «служил у хана в чести и милости…; его и боялись, и слушались все — и правые, и виноватые». Любопытно, что поначалу Грушин обратил на себя внимание как сильный борец, победивший местного чемпиона, а уж затем проявил и другие качества, позволившие ему добиться влияния при хане [Даль, 1839а, с. 75; 1898, с. 215–216] (см. также: [Перфильев, 2011, с. 116]). Саратовский купец Я. П. Жарков упоминает слугу хивинского министра-мехтера Алексея Биткова (Алешу Битку), который даже выступал посредником между своим хозяином и местными торговцами при вручении ими взяток — благодаря своей «услужливости», коммуникабельности и привлекательной внешности [Жарков, 2012, с. 605].
Впрочем, не всем русским пленникам так везло. Многие из них, негодные к воинской службе, оставались работать в ханских садах и хозяйствах. Некоторых направили на серебряные рудники, которые хан Алла-Кули пытался разрабатывать, но неудачно [Даль, 1883, с. 2]. В ряде случаев русских рабов привлекали и к чистке каналов [Хива, 1873, с. 110 (5)]. Один из пленных, Яков Зиновьев, работавший в ханском саду, упоминает, как невольники жаловались ханской жене, что они ходят почти голыми и просили дать им одежду, на что она якобы отвечала, что рабы для нее — как собаки, а ведь те же ходят без одежды [Даль, 1839б, с. 7–8] (см. также: [Smolarz, 2017, p. 66]).
Естественно, стараясь улучшить свое положение, некоторые русские пленники в Хиве принимали ислам, после чего по воле хана получали освобождение и возможность жениться на местных жительницах и заводить детей, вести хозяйство и т. д. И хотя они получали возможность вернуться в Россию, некоторые из них предпочитали оставаться в Хиве [Даль, 1838, с. 188–189; Вамбери, 2003, с. 115] (см. также: [Кочнев, 2017, с. 103]).
Интересно отметить, что русские рабы продолжали оставаться в Хиве и после того, как их массово освободили после похода В. А. Перовского, т. е. в 1841–1842 гг. Согласно Ф. И. Базинеру, в 1842–1843 гг. в Хиве оставался только один русский — беглый драгун по имени Сергей, который был начальником хивинской артиллерии и пользовался ханской милостью [Базинер, 2006, с. 334]. Но захваты русских пленников продолжались и позднее. Казак И. Иличков попал в плен в 1870 г. и несколько лет проработал в ханском саду [Рассказы, 1873]. И уже незадолго до похода на Хиву в 1873 г. был захвачен астраханский житель Бирюков, которого даже заставили жениться на местной вдове, и лишь после нескольких побегов ему удалось вернуться на родину [К. А., с. 129].
Масштабы рабского труда в Хивинском ханстве были огромны. По сведениям Д. Эббота, в Хиве было более 700 тыс. рабов [Abbott, 1884b, р. 285]. Как сообщает В. И. Даль по рассказам освободившихся русских пленных, если бы не рабы, то у многих жителей ханства вообще не было бы хозяйства, так как они, широко используя рабский труд, просто-напросто отвыкли сами работать [Даль, 1883, с. 4]. Неудивительно, что когда хивинские власти, напуганные походом В. А. Перовского, вскоре освободили почти всех имевшихся в ханстве русских пленных, они тут же постарались компенсировать отсутствие рабочих рук еще более массовыми захватами рабов в Персии [Базинер, 2006, с. 350].
Наличие большого числа рабов, как мы увидим ниже, вызвало ряд проблем, когда Хива в 1873 г. попала под российский протекторат и должна была в рамках выполнения мирного договора отказаться от работорговли и рабского труда.
§ 4. Преступления и наказания. Суд и процесс
Специфика тюрко-монгольской государственности с сочетанием оседлых и кочевых элементов, примером которой и являлось Хивинское ханство, обусловила одновременное действие в нем норм и принципов мусульманского и обычного тюрко-монгольского права, а также значительную роль ханских волеизъявлений. В этом отношении Хива была близка к Бухаре, но, в отличие от последней, хивинские ханы не столь стремились к созданию видимости доминирования шариата в правовой жизни, что нашло яркое проявление в уголовно-правовой и уголовно-процессуальной сферах.