Казни в Хиве, как и в Бухаре, носили публичный характер. Смертная казнь производилась перед ханским дворцом, где большинство преступников вешали, шиитов, как уже говорилось, сажали на кол, а провинившимся чиновникам перерезывали горло и бросали в специальную яму [Базинер, 2006, с. 355; Икс, с. 76; Burnaby, 1876, p. 295–296]. Иногда виновных в убийстве или похищении женщины передавали родственникам жертвы, которые сами исполняли роль палачей, перерезая приговоренному горло и бросая его в яму перед дворцом [Лобысевич, 1873, с. 89]. По всей видимости, эта практика была позаимствована хивинскими монархами из Бухары, где подобного рода наказания также фиксировались путешественниками. Если же преступников убивали во время задержания, то в столицу доставлялись их головы и уши, которые также помещались на виселице [Базинер, 2006, с. 335].
К беглым невольникам, если хозяева просили сохранить им жизнь, применялись телесные и членовредительские наказания — от прибивания за ухо к дверям дома хозяина до отрезания носа и ушей [К. А., с. 130; Рассказы, 1873, с. 266 (1)].
В отличие от Бухары, система мест заключения в Хиве не была столь развитой, и чаще всего в них содержались не приговоренные к заключению, а находившиеся под следствием и судом. В XVIII в. арестантов вообще держали «на квартире» или в ином закрытом помещении, хотя и под охраной [Гуляев, Чучалов, 1910, с. 72; Аитов, 1911, с. 240]. Лишь в записках путешественников последней четверти XIX — начала XX в. присутствуют описания именно тюремных зданий. Английский офицер Ф. Барнеби описывает тюрьму как низкое здание, примыкающее к ханскому дворцу, заключенные в котором были закованы в цепи и колодки [Burnaby, 1876, р. 317]. В. Г. Янчевецкий описал тюрьму как помещение, в котором было единственное отверстие сверху для света, заключенных же, скованных одной цепью, даже не выводили во двор, а свои естественные нужды они должны были справлять в «клоаку» в центре камеры. Тем не менее он отмечает, что в помещении имелась печь [Ян, 1989, с. 526]. Как представляется, тюрьмы в Хиве также появились под бухарским влиянием и по бухарскому же образу и подобию.
§ 5. Правовое регулирование экономических отношений
Как и в Бухарском эмирате, в Хивинском ханстве регулирование торговли сочетало элементы публичного и частного права.
К числу публично-правовых элементов относились в первую очередь торговые налоги и сборы. Как и во всем тюрко-монгольском мире, эта группа налогов составляла значительную часть поступлений в казну, поэтому их взимание находилось под личным контролем диван-беги, которому подчинялся многочисленный штат специальных чиновников. Правда, в отличие от Бухары, четкой системы торговых налогов в Хиве не существовало, их введение и размер зависели от ханского волеизъявления [Данилевский, 1851, с. 132; Килевейн, 1861, с. 104].
К числу ранних налогов в торговой сфере относился сбор, взимаемый с товаров на специальных заставах: его можно было бы соотнести с зякетом, взимавшимся в соседней Бухаре, но он составлял не 1/40, а 1/30 от стоимости товара [Муравьев, 1822б, с. 82]. С иностранцев взимались, конечно же, гораздо более высокие пошлины — особенно с иноверцев. Так, в 1830-е годы российские торговцы при пересечении границы должны были уплачивать по 1 золотому червонцу с каждого верблюда [Даль, 1883, с. 3]. Но после похода на Хиву оренбургского военного губернатора В. А. Перовского зимой 1839–1840 гг. и обмена несколькими посольствами в 1841–1843 гг. для них был установлен фиксированный тариф — 5 % от стоимости товара (вероятно, опять же, по бухарскому образцу), однако среднеазиатские торговцы-мусульмане[101]
платили всего 2 % [Данилевский, 1851, с. 132][102]. В последующие годы хивинские власти вновь повысили пошлины на русские товары, и когда очередной посол, Н. П. Игнатьев, потребовал их снижения, ханская администрация была готова вернуть прежние 5 %, однако дипломат стал настаивать на уравнивании российских торговцев с мусульманскими и установления для них таможенной пошлины в размере 2,5 % [Игнатьев, 1897, с. 158][103].Помимо таможенного сбора при пересечении границы или заставы торговцы должны были платить сбор с лавки, в которой они торговали (в зависимости от близости к базару он составлял 1–6 тилля в год) [Базинер, 2006, с. 356; Данилевский, 1851, с. 136].