Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Как и в Бухаре, в Хиве наиболее тяжкие преступления разбирал обычно сам монарх. При этом он не всегда заботился о соблюдении судебной процедуры — в некоторых случаях ему достаточно было обвинить подозреваемого и тут же вынести приговор. Так, российские дипломаты П. Чучалов и Я. Гуляев сообщили, что хан Каип в 1753 г. объявил временщика Кураз-бека изменником и тут же приказал его казнить [Гуляев, Чучалов, 1910, с. 70][98]. Позднее ханы устраивали публичные разбирательства и приговаривали к мучительной казни за измену, убийство, «плутовство» и т. п. [Муравьев, 1822б, с. 69–70, 72]. К таким же наказаниям приговаривались фальшивомонетчики, беглые рабы и др. [Базинер, 2006, с. 335].

Выступал монарх и в качестве арбитра по делам между разными племенами своих подданных. Так, российский переводчик Турпаев, побывавший в Хиве в 1834 г., описывает ханское разбирательство конфликта между двумя туркменскими родами, один из которых обвинял другой в похищении 60 верблюдов и убийстве пастуха. Хан принял решение о возвращении верблюдов и выплате компенсации за убитого в размере 1 тыс. тилля [Турпаев, 1868, с. 277].

Наконец, хан формально должен был отвечать и за «прегрешения» собственных невольников, чего на практики чаще всего не происходило. Один из русских рабов, Яков Зиновьев, рассказывал, что «ханский приказчик» отправлял рабов воровать скот и топливо у жителей. А когда те жаловались, хан отвечал, что если раб будет пойман на воровстве, «так я его на ту же плаху и посажу, а поколе не поймал, не смей и говорить» [Даль, 1839б, с. 5–6].

Иногда судебные решения хана зависели от того, кто именно являлся преступником и/или пострадавшей стороной. Нередко ханские решения принимались на основе своего расположения к тем или иным сановникам, военачальникам, чиновникам и проч.: он мог либо вынести суровый приговор по их просьбам, либо, напротив, принять более мягкое решение в отношении кого-либо из них [Муравьев, 1822б, с. 69].

Поручик А. Субханкулов рассказывал, что подданные хивинского хана ограбили караван, в котором были как бухарские, так и русские купцы. Потерпевшие обратились на суд к хану, который при разборе дела применил «двойные стандарты»: бухарцам приказал тут же вернуть товары (поскольку за них вступился сам эмир Хайдар), а их русским партнерам объявил, что позже рассмотрит жалобу каждого из них в отдельности. Вскоре выяснилось, что товары русских торговцев поделили между собой сам хан, его брат Кутлу-Мурад-инак, ханский сын — наследник мехтер и кушбеги [Субханкулов, 2007, с. 209–210]. То, что это был не единственный случай подобного рода, подтверждает сообщение Н. Н. Муравьева, который приехал в Хиву через год после Субханкулова: по его сведениям, хан Мухаммад-Рахим фактически поставил грабителей караванов себе на службу и имел долю с каждого ограбления. И только если они с ним не делились, он их судил и казнил, сажая на кол [Муравьев, 1822б, с. 71–72]. Вероятно, столь жестокая казнь объяснялась тем, что хан приравнивал действия преступников к посягательству на его прерогативы, поскольку обычно разбойников и грабителей в Хиве просто вешали, а на кол сажали только преступников-шиитов [Базинер, 2006, с. 335; Данилевский, 1851, с. 134; Муравьев, 1822а, с. 118].

Однако хан мог принимать к рассмотрению и менее значительные дела. Целый ряд путешественников описывают хивинский судебно-правовой обычай «арз»[99], в соответствии с которым хан каждый день, после дневного отдыха и до заката выделял время для приема своих подданных, каждый из которых (включая и женщин) мог обратиться к хану на суд с совершенно любым делом — от семейной ссоры до тяжкого преступления [Вамбери, 2003, с. 103; Рассказы, 1873, с. 266 (1); Сыроватский, 1874, с. 166]. Прибегнуть к «арзу» мог даже и иностранец: англичанин Р. Шекспир рассказывает, как его спутник, пытавшийся выкупить рабыню, дошел до ханского суда, и хан принял решение в его пользу [Шекспир, 2008, с. 132–133].

Однако, как представляется, этот суд нередко проводился ханом не столько с целью продемонстрировать свое правосудие или неотвратимость кары для преступников, сколько для собственного развлечения. Ведь во многом исход дела зависел от настроения монарха, который в одних случаях мог снисходительно выслушивать даже грубости от каких-то простолюдинов, осмеливавшихся спорить с самим ханом, в других — тут же казнить за малейшее нарушение придворного церемониала [Вамбери, 2003, с. 103]. Кроме того, по свидетельству Н. С. Лыкошина, который, будучи начальником Амударьинского отдела, побывал в Хиве в 1912 г. и имел возможность наблюдать «арз», хан после выслушивания тяжущихся, порой ограничивался одним словом, передавая спор на рассмотрение других судей (см.: [Абдурасулов, 2015, с. 32]).