Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. полностью

Однако в целом исследователи неоднократно отмечают тяжелое положение представителей казахского и киргизского населения как налогоплательщиков. Формально они должны были платить зякет в размере 1 головы скота с сотни, однако беки нередко взимали по 1 голове и с 40, и даже с 20 голов. Для них был также установлен сбор «с дыма» («тюнлюк-зякет», или «тютюнь-баши») — по 1 барану с каждой кибитки. «Тарту(к)», т. е. подарки родоплеменных правителей беку, традиционно преподносившиеся в отдельных случаях, со временем стали регулярной практикой и составляли традиционный для кочевых обществ «девяток»: 4 верблюда и 5 лошадей, 9 штук ситца, 9 голов сахара [Батыршин, 2012, с. 347, 348; Венюков, 1868, с. 164–165]. То, что казахи и киргизы не восставали из-за подобных притеснений, по мнению М. Венюкова, объяснялось единством их вероисповедания с кокандцами. Однако при первой же возможности кочевники старались найти другого сюзерена, обращаясь в том числе и к российским властям, надеясь на существенное ослабление налогового гнета. Впрочем, в ряде случаев они могли оказывать и более «пассивное сопротивление» налоговому произволу: либо просто ничего не выплачивать ханским чиновникам, либо откочевать в отдаленные местности, куда сборщики налогов не могли добраться без риска для жизни.

Под конец существования Кокандского ханства кочевники позволяли себе и открыто противиться воле ханов. Так, когда вышеупомянутый М. Д. Скобелев, направлявшийся с посольством в Кашгар, побывал у хана Худояра, тот, узнав о его миссии, предложил дать ему сотню нукеров, поскольку не гарантировал, что его киргизские подданные не отнесутся враждебно к русским, даже получив соответствующий приказ от хана [Скобелев, 1887, с. 256; Чанышев, 1887, с. 698].

* * *

Таким образом, анализ сведений российских путешественников позволяет сделать несколько важных выводов относительно государственности и права Кокандского ханства. Во-первых, это государство, в отличие от Бухары и Хивы, имело менее развитую систему административного управления, сохранив больше элементов «кочевой державы», что нашло отражение и в управленческом аппарате, и в административно-территориальном устройстве ханства. Во-вторых, положение хана было весьма противоречивым: имея практически неограниченную власть в центральной части ханства, включая столицу, он нередко не контролировал ни наместников-беков отдельных областей, ни даже собственных родственников, которые постоянно боролись за трон. В-третьих, в Кокандском ханстве существовал правовой дуализм: наряду с принципами мусульманского права широко применялось правовое наследие тюрко-монгольских государств, а также имела место нормотворческая деятельность ханов и региональных правителей — беков. Особенно ярко эти тенденции проявились в отношении кочевых подданных Кокандского ханства, среди которых мусульманское право в рассматриваемый период особого распространения как раз не имело, да и само мусульманство кочевников было «весьма поверхностно». В этом они сильно отличались от населения крупных городов (особенно Коканда и Ташкента), где предписания шариата соблюдались весьма скрупулезно (обязательное совершение намаза, обязанность женщин закрывать лицо при выходе на улицу и проч.), а сами правители провозглашали себя защитниками ислама и шариата [Макшеев, 1856, с. 27; Потанин, 2007, с. 264].

Глава V

Государственность и право «малых владений» Средней Азии в записках путешественников

В предыдущих главах мы проанализировали сведения российских и западных путешественников о государственности и праве наиболее крупных государств Центральной Азии XVIII–XIX вв. — Бухарского, Хивинского и Кокандского ханств. Однако, помимо них, в рассматриваемый период в регионе были менее значительные государства, существование которых оказалось не столь длительным, да и роль на политической арене делает обоснованной их характеристику как «малых государств» или «владений».

Тем не менее особенности их государственного устройства и правовых систем (в чем-то сходных с государственностью и правом трех вышерассмотренных ханств, а в чем-то и отражавших своеобразие этих образований) нашли отражение в записках путешественников. В данной главе будут рассмотрены сведения путешественников о государственности и праве Ташкентского «владения», в начале XIX в. вошедшего в состав Кокандского ханства, а также регионов, вошедших во второй половине XIX в. в состав Бухарского эмирата, но сохранявших специфику своих систем управления и правового регулирования еще и на рубеже XIX–XX вв.

§ 1. Ташкентское «владение» XVIII — начала XIX в

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение