Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Большинство амлякдаров были выходцами из Бухары, и лишь изредка на эту должность могли назначаться представители местной знати. При этом власть каждого амлякдара-таджика была гораздо слабее, чем его коллеги-бухарца, и все его действия контролировались правителем соседнего амляка. Причем если амлякдар-таджик имел довольно высокий бухарский чин — караул-беги (соответствовал русскому поручику), мирахур (капитан) или токсаба (майор), то он должен был подчиняться соседнему амлякдару-узбеку, даже если тот имел более низший чин мирза-баши, или джевачи (прапорщик) [Снесарев, 1906, с. 73].

Казии, осуществлявшие судебную власть в каждом амлякдарстве, тем не менее выбирались из числа местного населения [Кузнецов, 1893, с. 70] и далеко не всегда были лояльны бухарской власти. Так, ученый В. И. Липский, побывавший в Каратегине в 1896 г., вспоминает, как в одном из кишлаков местные жители, подстрекаемые казием, поколотили своего амлякдара [Липский, 1902, с. 264–265]. Впрочем, подобные случаи были исключением: ведь именно бухарскому влиянию казии были обязаны своей властью и доходами: они получали определенный процент от стоимости каждого иска, который разбирали, или земельной сделки, которую заверяли, а также определенные суммы — за регистрацию браков и выдачу разрешений на развод, за оформление прав на наследство [Васильев, 1888, с. 23; Громбчевский, 2017, с. 35; Кузнецов, 1893, с. 71–72].

Стремясь обеспечить преданность влиятельных представителей местной знати, эмирские власти применяли в новоприсоединенных регионах «проверенные» методы, издавна использовавшиеся в Бухарском эмирате. Так, по сообщению Б. Л. Громбчевского, влиятельный дарвазец Мир-Сайид-бек получил от эмира три селения в «танхо»[132], т. е. фактически в крепостное владение, чего раньше в Дарвазе не существовало: отныне жители этих селений должны были платить новому владетелю оброк и работать на него некоторое количество дней в году [Громбчевский, 2017, с. 69–70].

Налоги и сборы в Дарвазе и Каратегине в «бухарский» период в целом были аналогичны взимавшимся в других бекствах. Так, в Дарвазе местный бек взимал харадж в размере 1/10 части урожая и по 1 барану с каждого дома на свое содержание. В пользу эмирской казны специальные чиновники (представители бухарского кушбеги) собирали зякет со скота и товаров, которые привозили в Дарваз или провозили через область. В Каратегине в дополнение к этим налогам взималось ежегодно по 20 коп. серебром, 100 снопов топлива, 5 фунтов масла и 3 тюбетейки сыра с каждого дома [Там же, с. 35, 42].

Как видим, и в этой сфере правоотношений имелась определенная специфика. Во-первых, Каратегин считался достаточно богатым регионом с развитым хозяйством, а Дарваз относился к числу наиболее бедных в эмирате[133]. Соответственно, в Каратегине налоги взимались в денежной форме и натуральной (продуктами сельского хозяйства), в Дарвазе же они взыскивались в виде продукции тутовых деревьев — главного источника дохода населения, поскольку никакой торговли в области не велось, и другие сельскохозяйственные культуры практически не были распространены [Покотило, 1887, с. 271; 1889, с. 499; Разгонов, 1910, с. 35; Регель, 1882, с. 140; Шубинский, 1892, с. 382][134]. Во-вторых, батман (основная единица веса зерна и другой продукции) в Дарвазе и Каратегине был гораздо меньше, чем в других областях — всего 9 пудов 27 фунтов (тогда как в Кулябе батман составлял 16 пудов, в Бальджуане — 12 и т. д.) [Снесарев, 1906, с. 65], т. е. натуральные налоги с этих регионов платились в меньшем количестве. В-третьих, в этих владениях сохранились налоги, взимавшиеся в прежние времена, хотя их содержание и поменялось. Так, еще в 1890-е годы взимался налог «шура», который в период правления местных шахов составлял горсть пороха с каждого дома, теперь же он выплачивался тканями на сумму, эквивалентную российским 40 коп; другой налог «танаб-и мултук» при шахах составлял 7 аршин фитиля для ружей, теперь также выплачивался тканями [Кузнецов, 1893, с. 72–73].