Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. полностью

Конечно, это было не всегда выгодно и самим иностранным торговцам, но у них не было выбора, поскольку именно через памирские владения шли торговые пути в Кашмир, Восточный Туркестан, Фергану и ряд других важных в коммерческом отношении регионов. После захвата Восточного Туркестана власти империи Цин одно время даже платили правителям Шугнана 10 ямбов (слитков серебра) в год, а Вахану — 3 ямба за то, чтобы те содержали в порядке торговые пути и обеспечивали безопасность купцов в своих владениях [Минаев, 1879, с. 51].

Население Западного Памира в силу бедности своего региона, нуждалось в привозимых товарах, но при этом, будучи изолировано от других территорий, не слишком хорошо ориентировалось в их стоимости, равно как и в стоимости собственной продукции. Ряд путешественников приводят примеры, ярко свидетельствующие об отсутствии четкого регулирования торговых отношений в регионе. Так, Д. Л. Иванов сообщает, что охотники сдавали добытые ими ценные меха и шкуры своим местным правителям или самим шахам по той цене, которую он сам назначит, поскольку понятия не имели, сколько они должны стоить [Иванов, 1885, с. 651]. Не зная цены деньгам, памирцы запрашивали намного больше за свои товары, чем они стоили, но при этом были готовы отдать их за более дешевые привозные товары, в которых нуждались. Тот же Иванов вспоминает, что за чашку масла стоимостью 30 коп. памирец запросил 90 коп. серебром, но охотно отдал ее за аршин ситца, стоивший всего 14 коп. Другой местный житель просил за барана 20 руб., но в результате продал его, опять же, за гораздо более дешевый ситцевый халат [Он же, 1884, с. 245]. Самыми востребованными предметами для обмена являлись мата (хлопчатобумажная ткань) и коленкор, на них памирцы готовы были обменивать любую свою продукцию [Кирхгоф, 1900, с. 169–170]. Лишь в начале ХХ в. путешественники отмечают, что на Западном Памире появились в обращении русские и бухарские деньги [Cobbold, 1900, p. 174].

Торговля происходила прямо в селениях, первые базары в регионе появились лишь в начале ХХ в. в Хороге, при укреплении русского Памирского отряда и в Гульче [Косиненко, 1911, с. 14; Федченко, 1908, с. 68; Эггерт, 1902, с. 10]. Если местным жителям требовался какой-то товар, они обращались к соседям и обменивались продуктами своего труда друг с другом. Если у соседа не оказывалось нужного товара на обмен, то требуемое давалось ему в долг без какого-либо оформления сделки или даже свидетелей: каждый житель селения знал остальных, и все доверяли друг другу [Иванов, 1885, с. 636].

Соответственно, воровство на Западном Памире практически не отмечалось путешественниками — в отличие от других видов преступлений (см., например: [Бобринский, 1908, с. 49]). Показательно, что и наказания за него вводились только иностранными властями — афганскими или бухарскими. Так, во время афганской оккупации следовало вернуть в полтора раза больше украденного, не считая судебных издержек [Серебренников, 1900, с. 83][141]. В бухарский период пойманного с поличным при краже или признавшегося в его совершении на первый или второй раз подвергали порке, а на третий раз могли отрубить руку или даже выколоть глаза. Обвиненный, но не уличенный же мог поклясться на Коране своей жизнью, жизнью жены, детей и скота в том, что не совершал кражи, и избежать наказания [Olufsen, 1904, p. 144–145]. Полагаем, что такая расплата могла следовать за кражи памирцами как раз у представителей чужеземных властей, которых местные жители ненавидели, либо же афганские и бухарские власти просто распространили собственные уголовно-правовые наказания на захваченные памирские области без учета местных реалий.

К числу наиболее совершаемых относились преступления против жизни и здоровья, а также половые. Датский путешественник О. Олуфсен, побывавший на Памире в 1898–1899 гг., упоминает, что в период пребывания его экспедиции в регионе имело место несколько случаев изнасилований [Olufsen, 1904, p. 131]. Преследовалось и прелюбодеяние: муж, заставший жену с любовником, имел право убить их обоих. Правда, при этом в период бухарского владычества действовал весьма интересный принцип: если оскорбленный муж убивал одного из любовников, а другого — нет, он сам должен был выплатить штраф родственникам того, кого убил: 500 тенге семейству жены или 1 тыс. тенге — семейству любовника [Серебренников, 1900, с. 84; Olufsen, 1904, p. 134]!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение