Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Кроме того, как уже отмечалось во введении, сведения иностранных путешественников об этом регионе являются едва ли не единственными источниками по истории их государственности и права в рассматриваемый период. В отличие от государств Средней Азии, образования Восточного Туркестана можно характеризовать не более чем как «государствоподобные». Так, Кульджа (Илийский край) во второй половине XVIII — середине XIX в. являлась частью империи Цин, но при этом имела ярко выраженную специфику управления и правового регулирования, что позволяет ее рассматривать, скорее, как некое вассальное владение, а не регион Китая. «Государство ходжей» также нельзя рассматривать как полноценное государство, поскольку оно периодически (в 1820-е, 1830-е, 1840-е, 1850-е, 1860-е годы) возникало на короткое время в Кашгарии в результате антикитайских восстаний местного населения и очень скоро уничтожалось цинскими войсками; однако в краткие периоды своего существования оно обладало основными чертами присущими государству. Немногим более длительным было и существование государства Йэттишар, которое за почти полтора десятилетия своего существования не было признано другими государствами.

Тем не менее, как представляется, анализ сведений путешественников о государственности и праве этих образований позволит лучше понять особенности политического и правового развития Центральной Азии в целом и его специфику в отдельных частях этого обширного региона.

§ 1. Государство ходжей в Восточном Туркестане

К концу XVII в. Кашгарское ханство — часть Чагатайского улуса (обширного государства потомков Чингис-хана в Центральной Азии) распалось на ряд независимых владений, а его ханы-чингизиды были свергнуты династией ходжей, которые, претендуя на происхождение от пророка Мухаммада, установили в созданном им государстве теократическое правление. Просуществовало оно до середины XVIII в., и за этот период его посетили очень немногие иностранные путешественники, затронувшие в своих записках вопросы его государственного и правового развития. В нашем распоряжении имеются лишь краткие и лапидарные сообщения, по большей части касающиеся политики в этом регионе западно-монгольского (ойратского) Джунгарского ханства, которое уже с конца XVII в. стало устанавливать контроль над Восточным Туркестаном, окончательно заставив ходжей признать вассальную зависимость в 1720-е годы, выражавшуюся преимущественно в предоставлении правителями заложников из числа членов своего семейства и выплате дани [Валиханов, 1985ё, с. 129]. Поэтому не приходится удивляться, что немногочисленные российские путешественники, посетившие в первой половине XVIII в. Джунгарию или непосредственно Восточный Туркестан, обращали больше внимания не на государственность и право, а на экономические аспекты развития государства ходжей и их отношений с сюзеренами.

Восточный Туркестан во все времена являлся торговым и транзитным регионом, в этом отношении он представлял ценность и для правителей Джунгарии, что нашло отражение в их политике по отношению к государству ходжей. В отличие от кочевых вассалов, дань с государства ходжей взималась не в натуральной, а в денежной форме и отчасти тканями. При этом учитывалось экономическое состояние того или иного удельного владения. Как сообщает майор Л. Д. Угримов, побывавший в Джунгарском ханстве в 1732 г., крупные города вроде Яркенда или Кашгара платили ойратам дань золотом до 700 лан в год и разными дорогими привозными тканями («хамы», «басмы» и «зендени»)[146]. Однако из-за иностранных нашествий и внутренних междоусобиц некоторые города приходили в упадок, и с них (в частности, с г. Куча) взималась лишь символическая дань в виде небольшого количества медной монеты [Угримов, 1887, с. 234–235].

Другим направлением деятельности джунгарских правителей в государстве ходжей было активное вмешательство в частноправовые, а именно в договорные, отношения. Дело в том, что мусульманские торговцы Восточного Туркестана нередко злоупотребляли доверием иноверцев, ведших с ними дела, не выполняя условия ранее заключенных соглашений, не выплачивая долги и проч., и местные власти смотрели на такие нарушения сквозь пальцы. Российские торговцы в связи с этим периодически апеллировали к сюзеренам туркестанских правителей — джунгарским хунтайджи, находя у них больше понимания. Так, симбирский житель Кокураев в 1738–1745 гг. и тобольский дворянин А. Плотников в 1752 г. приезжали в Восточный Туркестан для сбора долгов с местных контрагентов; оба упоминают, что представители «зенгорских» властей оказывали им всяческое содействие [РДО, 2006, с. 165–168; Чимитдоржиев, Чимитдоржиева, 2012, с. 116–117]. Надо полагать, тем самым ойратские чиновники стремились повысить уровень доверия к торговле в вассальном владении, привлечь больше иностранных торговцев в Восточный Туркестан и непосредственно в Джунгарию.