Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. полностью

Сравнивая жительниц Западного Памира с представительницами казахского или киргизского народа, путешественники также отмечают, что памирские женщины не настолько погружены в ведение домашнего хозяйства и заботу о детях, как казашки или киргизки. А. А. Бобринский, пожалуй, чересчур резко характеризует их как «плохих хозяек» [Бобринский, 1908, с. 54]. Другие авторы не столь категоричны и сообщают, что муж и жена обычно делят заботы о хозяйстве, при этом нередко решающая роль принадлежит именно жене [Ванновский, 1894, с. 90]. О. Олуфсен вспоминал, что когда вел переговоры с памирцем о покупке скота, подошла жена последнего, и именно она назначила цену. Также он сообщает еще один интересный факт: если две женщины имеют разногласия, то ссорятся не они, а их мужья [Olufsen, 1904, p. 130]!

Основанием развода могло стать даже то, что «жена не понравилась мужу». Сама процедура развода, в принципе, соответствовала мусульманским канонам: муж должен был трижды сказать «талак» (развод) при свидетелях, что являлось поводом для обращения к казию за решением. Последний должен был установить, виновна жена в решении мужа или нет. Если она признавалась виновной, то должна была уйти от супруга, сделав ему подарок — чаще всего корову. Если же ее вина не была установлена, то судья старался уговорить мужа изменить свое решение, и если тот упорствовал, то супругов разводили, но в этом случае уже муж должен был сделать жене подарок — как правило, лошадь. Жена, в свою очередь, могла подать на развод, если муж ее бил или был не в состоянии содержать [Снесарев, 2017, с. 133; Olufsen, 1904, p. 134].

После смерти мужа вдова могла снова выйти замуж по своему выбору. Но если она не принимала такого решения, то спустя 4 месяца и 10 дней после смерти супруга имела право потребовать, чтобы брат или другой близкий родственник покойного взял ее в жены. Имущество наследовалось детьми умершего, при этом доли сыновей вдвое превышали доли дочерей [Olufsen, 1904, p. 134–135], что также полностью соответствует принципам наследования по мусульманскому праву. Однако А. А. Бобринский упоминает особенности наследования у исмаилитов: по его словам, если у умершего было две жены, то потомство от каждой жены получало половину наследства — т. е. если от первого брака было четверо детей, то они получали столько же, сколько один ребенок от второй жены. При наличии сыновей дочери от наследования устранялись. Если же по смерти наследодателя оставались только дочери, то именно они получали наследство в ущерб матери. Если же покойный не оставлял потомства, то и в этом случае вдова ничего не получала: имущество переходило к ближайшему родственнику по мужской линии, а сама она либо возвращалась к отцу или братьям, либо вновь выходила замуж [Бобринский, 1908, с. 80].

О других видах частноправовых отношений у памирцев иностранные современники практически не говорят, за исключением, пожалуй, принципа давности владения землей. А. А. Бобринский упоминает одного своего информатора в Вахане — 90-летнего старика, который с гордостью заявлял, что его небольшим земельным участком до него владели семь поколений его предков [Там же, с. 49]. Неразвитость собственных институтов права собственности и его защиты нашла отражение в том, что когда начальник Памирского отряда И. Д. Ягелло в начале XX в. создал специальную поземельную комиссию, местные жители стали обращаться в нее с жалобами едва ли не ежедневно (см.: [Махмудов, 2015, с. 69]).

Таким образом, записки путешественников содержат ценные сведения о государственном устройстве, системе управления и праве Западного Памира, отражая как его сходства с другими мусульманскими регионами, так и специфику. Вместе с тем весьма важными представляются наблюдения об особенностях действия политических и правовых принципов памирцев в условиях иностранного владычества — афганского и бухарского. Анализ сведений иностранных современников позволяет сделать вывод, что после формального подчинения Западного Памира Бухарскому эмирату система власти и управления в регионе была практически полностью изменена и приведена в соответствие с бухарской, тогда как местные правовые традиции продолжали сохраняться и в начале ХХ в.

Глава VI

Государственность и право Восточного Туркестана и Илийского края глазами путешественников

Эта глава посвящена территориям, на первый взгляд, несколько выходящим за рамки региона, которому посвящена книга в целом — Восточному, или Китайскому[145], Туркестану и Илийскому краю (Кульдже), в совокупности составляющим современный Синьцзян-Уйгурский автономный округ КНР. Однако мы сочли целесообразным включить анализ сведений российских и западных путешественников об этом регионе в связи с тем, что он имел тесные связи со среднеазиатскими государствами и народами (сведения о государственности и праве которых были проанализированы выше) и был близок им в отношении государственного устройства и правовой системы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение