Говори

В Рождество дрыхнем до полудня. Маме я подарила черный свитер, папе – диск с хитами шестидесятых. Они мне – целую пачку подарочных сертификатов, телевизор в мою комнату, коньки, альбом для рисования с карандашами. Говорят: заметили, что ты все рисуешь.

Тут я едва не говорю им всю правду. На глазах слезы. Заметили, что я пытаюсь рисовать. Заметили. Пытаюсь проглотить снежный ком, застрявший в горле. Это будет непросто. Они наверняка подозревают, что я была на той вечеринке. Может, даже слышали, что это я вызвала копов. И все равно мне хочется рассказать им всю правду, когда мы сидим возле нашей искусственной елки и смотрим по видику мультфильм «Рудольф, красноносый северный олень».

Утираю глаза. Они ждут с неуверенными улыбками. Снежный ком все больше. В тот вечер, когда я прокралась домой, их там не было. Обе машины отсутствовали. Предполагалось, что я на всю ночь останусь у Рейчел – они меня не ждали, уж это точно. Я стояла под душем, пока не закончилась горячая вода, потом забралась в кровать и лежала без сна. Мама подъехала около двух утра, папа – перед самым рассветом. То есть уезжали не вместе. Чем они занимались? Мне казалось, я знаю – чем. И как им рассказать про тот вечер? С чего начать?

Рудольф уплывает на льдине. «Я сам по себе», – объявляет он. Папа смотрит на часы. Мама засовывает праздничную упаковку в мусорное ведро. Оба выходят. Я все сижу на полу с альбомом и карандашами. Даже не сказала спасибо.

Тяжкий труд

Два дня свободы, а потом родакам приходит в голову, что мне ни к чему «все каникулы валандаться дома». Буду ездить с ними на работу. Работать мне еще по возрасту рано, но им плевать. Выходные я провожу у мамы в магазине – разбираю вещи, которые принесли сдавать всякие мрачные типы. В Сиракузах хоть кто-то получил на Рождество то, что ему хотелось? Не похоже. Поскольку я несовершеннолетняя, Маман запихивает меня на склад в подвале. Мое дело – заново складывать рубашки, закалывать каждую одиннадцатью булавками. Остальные сотрудники смотрят на меня как на крота – мол, мамаша подослала за ними шпионить. Свернув несколько рубашек, я усаживаюсь и раскрываю книгу. Они облегченно вздыхают. Я одна из них. Мне тоже здесь совсем не нравится.

Мама наверняка знает, что я халявничала, но в машине ничего не говорит. Уезжаем мы, уже когда стемнело, столько у нее работы. Продажи были хреновые – к поставленной цели она даже не приблизилась. Придется кого-то уволить. Останавливаемся на светофоре. Маман закрывает глаза. Кожа у нее ровного серого цвета, как трусы, застиранные так, что скоро расползутся. Мне делается стыдно, что я сложила ей так мало рубашек.

На следующий день меня отправляют к Папану. Он продает какие-то страховки, но как и зачем – я без понятия. Он ставит для меня в кабинете карточный столик. Моя работа – запихивать календари в конверты, запечатывать, наклеивать ярлыки. Он сидит за своим столом и треплется по телефону с приятелями.

Ну и работка – можно закинуть ноги на стол. Можно поржать с друзьями по телефону. Можно выйти с приятностью пообедать. На мой взгляд, ему место в подвале, пусть складывает рубашки и помогает маме. А мое место дома – смотреть телик, дремать, может, даже сходить к Хезер в гости. К обеду я такая злая, что бурчит в животе. Папанина секретарша, когда приносит мне обед, говорит что-то приветливое, но я не отвечаю. Пронзаю взглядом Папанин затылок. Злость злость злость. Еще запечатывать миллион конвертов. Провожу языком по мерзкому липкому клапану. Разрезаю язык острым краем. Вкус крови. Вдруг в памяти всплывает ОНО, его лицо. Злость со свистом улетучивается, как воздух из проколотого шарика. Папан выходит из себя, увидев, сколько конвертов я перепачкала кровью. Говорит – мне пора к пси- хиатру.

Даже приятно вернуться в школу.

Штрафные

Снегу намело полметра, и физрой нам разрешили заниматься в помещении. В спортзале температура плюс десять, потому что «свежий воздух еще никому не мешал». Легко им говорить, в утепленных штанах.

Первое занятие в зале – баскетбол. Мисс Коннорс учит нас штрафным броскам. Я выхожу на линию, два раза стукаю мячом в пол, отправляю его в корзину. Мисс Коннорс велит повторить. И еще раз. Кидает и кидает мне мяч, а я попадаю снова и снова – шурх, шурх, шурх. Через сорок два броска рука отказывает, и я промахиваюсь. К этому времени весь класс уже собрался вокруг и глазеет. Николь прямо писает кипятком.

– Тебя нужно взять в команду! – орет она.

Мисс Коннорс:

– Зайди ко мне сюда в перемену. С такими руками ты далеко пойдешь.

Я:

Через три часа встречаемся – мисс Коннорс печальна и подавлена. Двумя пальцами держит листок с моими текущими оценками: D, C, B—, D, C—, C, A. Никакого баскетбола, потому что А по рисованию, а средний балл у меня печальные 1,7. Мисс Коннорс выиграла стипендию как игрок в лакросс не потому, что она робкая и стеснительная. Отчитывает меня мама-не-горюй, потом снова ставит на линию, на броски.

Мисс Коннорс: