Говори

Учителям очень нужно, чтобы школу на денек закрыли. Вид у них необычайно бледный. Мужчины неаккуратно бреются, женщины не снимают уличную обувь. У них какой-то учительский грипп. Носы текут, горла распухают, глаза обведены красным. В школу они приезжают ровно настолько, чтобы заразить всю учительскую, а потом, когда им присылают замену, садятся на больничный.

Волосатая:

– Откройте учебники. Кто скажет, что символизирует снег у Готорна?

Класс стонет.

Волосатая хочет, чтобы снег символизировал холод – по крайней мере, я так думаю. Холод и молчание. Снег – он совсем беззвучный. Небо кричит, чтобы его на нас сбросить, сотня банши мчатся на кромке вьюги. Но стоит снегу опуститься на землю, он умолкает – тихий, как мое сердце.

Глупо глупо

Забираюсь к себе в кладовку после уроков – не по силам мне ехать домой в полном автобусе потных оскаленных ртов, которые высасывают мой кислород. Здороваюсь с Майей на плакате, с кубистическим деревом. Скульптура из индюшачьих костей снова свалилась на пол. Ставлю ее на полку рядом с зеркалом. Она снова сползает, лежит молча. Ну ее, я сворачиваюсь в кресле. В кладовке тепло, можно подремать. Дома мне толком не уснуть. Просыпаюсь, потому что одеяло съехало на пол или потому что я стою у кухонной двери и пытаюсь выйти. В этом моем укрытии как-то безопаснее. Начинаю дремать.

Просыпаюсь от девчоночьего вопля:

– Давай, поднажми, ПОДНАЖМИ же! П-О-Д-Н-А-Ж-М-И!

В первый момент думаю, что попала на остров невменяшек, но потом раздается рев толпы. Баскетбольный матч, последний в сезоне. Смотрю на часы: 20:45. Проспала несколько часов. Хватаю рюкзак и мчусь по коридору.

Шум затягивает меня в спортзал. Последнюю минуту матча я стою у двери. Толпа отсчитывает секунды, будто в новогоднюю полночь, потом трибуны взрываются – жужжат, как рассерженные шершни. Мы победили, выиграли у «Коутсвильских кугуаров» со счетом 51:50. Чирлидерши рыдают. Тренеры обнимаются. Меня тоже подхватывает, и я хлопаю в ладоши как маленькая.

Ошиблась я, подумав, что меня тут ждут. Нужно было сразу бежать домой. Не побежала. Осталась. Захотела принять участие.

Дэвид Петракис проталкивается к дверям в компании друзей. Видит, что я на него смотрю, отделяется от остальных.

Дэвид:

– Мелинда! Ты где сидела? Видела последний бросок? Обалдеть! Ващеобалдетьнафиг.

Стучит о землю воображаемым мячом, делает ложные выпады влево, вправо, готовится к удару. Занимался бы лучше нарушениями прав человека. А он не унимается – мяч улетает и катится вниз. Послушать его – они выиграли чемпионат НБЛ. А потом он приглашает меня к себе – отпраздновать, съесть пиццу.

Дэвид:

– Ну давай, Мел! Пошли с нами! Папа сказал – приводи кого хочешь. А потом, если скажешь, отвезем тебя домой. Будет весело. Ты ж помнишь, что такое весело?

Не-а. Никаких вечеринок. Нет, спасибо. Бормочу извинения: домашка, родители строгие, поиграть на тромбоне, поздно вечером к стоматологу, нужно покормить бородавочников. Плохие у меня воспоминания от вечеринок.

Дэвид не анализирует моих извинений. Был бы девчонкой – стал бы ныть и упрашивать. Парни не такие. Да/нет. Вопрос-ответ. Как хочешь. До понедельника.

Кажется, если у тебя больше одного человека в голове, это какой-то психиатрический диагноз. Так оно и со мною по дороге домой. Внутри скандалят две Мелинды. Мелинда Первая страшно злится, что ее не пустили на вечеринку.

Мелинда Первая:

– Ты жить вообще собираешься? Подумаешь – пицца. Ничего бы он тебе не сделал. Там же его родители! Зря переживаешь. Мы что, никогда уже больше развлекаться не будем, что ли? Ну вот и превратишься в чокнутую старуху, у которой сто котов и она вызывает полицию, если кто-то из детей случайно забирается к ней на задний двор. Терпеть тебя не могу.

Мелинда Вторая дожидается, пока первая прекратит истерить. Вторая внимательно разглядывает кусты у тротуара – вдруг там спрятался бандит или кто похуже.

Мелинда Вторая:

– Мир – место опасное. Откуда тебе знать, что там может случиться? Может, он наврал про родителей. Обмануть тебя хотел. Поди пойми, врет человек или нет. Исходи из худшего. Готовься к катастрофе. Давай домой, живо. Мне тут не нравится. Слишком темно.

Ну выпинаю я их обеих из головы – и кто там останется?

Памятная ночь

После матча не заснуть. Снова. Пару часов настраиваю радиоприемник на странные ритмы ночи. Выслушиваю какую-то заумь из Квебека, репортаж с фермы в Миннесоте, сельские новости из Нэшвилла. Вылезаю через окно на крышу веранды, заворачиваюсь во все какие есть одеяла.

Толстое белое семечко дремлет на небе.

Слякоть подмерзла. Часто говорят, что зима длится вечно, но это потому, что многие одержимы градусником. К северу отсюда, в горах, из кленов течет сироп. Храбрые гуси пробивают клювом тонкий ледок на озере. Под землей ворочаются во сне бледные семена. Начинают шевелиться. Мечтать о зелени.

В августе луна казалась ближе.