Граф Монте Кристо 1 часть

It was past a question now that Faria was not a lunatic, and the way in which he had achieved the discovery, which had given rise to the suspicion of his madness, increased Edmond's admiration of him; but at the same time Dantes could not believe that the deposit, supposing it had ever existed, still existed; and though he considered the treasure as by no means chimerical, he yet believed it was no longer there.	Конечно, теперь он знал, что Фариа отнюдь не сумасшедший, и находчивость, благодаря которой аббат сделал открытие, создавшее ему славу помешанного, только увеличивала восхищение Дантеса; но в то же время ему не верилось, чтобы этот клад, пусть он даже когда-нибудь и был, существовал еще и теперь; если он не считал его вымышленным, то, во всяком случае, считал его исчезнувшим.
However, as if fate resolved on depriving the prisoners of their last chance, and making them understand that they were condemned to perpetual imprisonment, a new misfortune befell them; the gallery on the sea side, which had long been in ruins, was rebuilt. They had repaired it completely, and stopped up with vast masses of stone the hole Dantes had partly filled in.	Между тем словно судьба хотела лишить узников последней надежды и дать им понять, что они осуждены на вечное заключение, их постигло новое несчастье: наружную галерею, давно угрожавшую обвалом, перестроили; починили фундамент и заложили огромными камнями отверстие, уже наполовину заваленное Дантесом.
But for this precaution, which, it will be remembered, the abbe had made to Edmond, the misfortune would have been still greater, for their attempt to escape would have been detected, and they would undoubtedly have been separated.	Не прими он этой предосторожности, которую, как мы помним, ему посоветовал аббат, их постигла бы еще большая беда: их приготовления к побегу были бы обнаружены и их, несомненно, разлучили бы.
Thus a new, a stronger, and more inexorable barrier was interposed to cut off the realization of their hopes.	Итак, за ними захлопнулась новая дверь, еще более прочная и неумолимая, чем все прежние.
"You see," said the young man, with an air of sorrowful resignation, to Faria, "that God deems it right to take from me any claim to merit for what you call my devotion to you.	- Вот видите, - с тихой грустью говорил Дантес аббату, - богу угодно, чтобы даже в моей преданности вам не было моей заслуги.
I have promised to remain forever with you, and now I could not break my promise if I would.	Я обещал вам навсегда остаться с вами и теперь поневоле должен сдержать свое слово.
The treasure will be no more mine than yours, and neither of us will quit this prison.	Клад не достанется ни мне, ни вам, и мы никогда отсюда не выйдем.
But my real treasure is not that, my dear friend, which awaits me beneath the sombre rocks of Monte Cristo, it is your presence, our living together five or six hours a day, in spite of our jailers; it is the rays of intelligence you have elicited from my brain, the languages you have implanted in my memory, and which have taken root there with all their philological ramifications. These different sciences that you have made so easy to me by the depth of the knowledge you possess of them, and the clearness of the principles to which you have reduced them-this is my treasure, my beloved friend, and with this you have made me rich and happy.	Впрочем, истинный клад, дорогой друг, это не тот, который ждал меня под темными скалами Монте-Кристо; это - ваше присутствие, это наше общение по пять, по шесть часов в день, вопреки нашим тюремщикам, это те лучи знания, которыми вы озарили мой ум, это чужие наречия, которые вы насадили в моей памяти и которые разрастаются в ней всеми своими филологическими разветвлениями; это науки, ставшие для меня такими доступными благодаря глубине ваших познаний и ясности принципов, к которым вы их свели. Вот мое сокровище, дорогой друг, вот чем вы дали мне и богатство, и счастье.