Грандиозная заря

— Ну если взглянуть на это так, то действительно всё очень просто, — прокомментировала Роз-Эме с улыбкой.

— Ну конечно. Ты принадлежишь к угнетаемому классу. Ты же вынуждена бороться за выживание, правильно?

— И что же?

— А то, что ты должна голосовать за Арлетт Лагийе.

Роз-Эме снова взяла в руки морковку и ножик и спросила:

— Скажи-ка, Консолата, а ты случайно не влюбилась?

Я ошеломлённо разинула рот. Это просто чёрт знает что такое! Она будто читает мои мысли!

— Да нет же… Вот ещё, совсем нет, — залепетала я. — Какая ерунда, при чём тут вообще это!

Я не учла одного: Моншатель был хоть и городом, но таким маленьким, что новости в нём распространялись почти так же быстро, как в деревне. Особенно если ты, как Роз-Эме, целыми днями бегал с места на место, разнося резюме.

— Я слышала, некоторые учащиеся твоего лицея занимаются пропагандой, — объяснила она. — Я немного порасспросила, и, похоже, речь идёт в основном о некоем Патрике. Знаешь такого?

Я не могла вымолвить ни слова, и ладони у меня стали мокрые.

— Его отец — Люсьен Вивье-Лажель, — продолжала Роз-Эме. — Его здесь все знают. Ещё бы! Ведь он директор консервного завода, на него работает более пятисот человек!

— Правда?

— Видишь огромный особняк, вон там, рядом с церковью?

— Высоченный, с зелёными ставнями? — уточнила я. — Который все называют замком?

— Да, — подтвердила Роз-Эме. — Это их дом, родовое гнездо Вивье-Лажелей на протяжении поколений трёх, не меньше.

Я была ошеломлена.

— Похоже, отец и сын расходятся во взглядах на устройство общества, — продолжала Роз-Эме, набрасываясь с ножом на кабачки. — Представляю себе, какое веселье бывает у них за ужином, если твоему дружку вдруг вздумается спеть вслух «Интернационал».

— Он мне не дружок, — пробормотала я.

Роз-Эме внимательно посмотрела на меня. Она вдруг стала очень серьёзной.

— Найди себе другого возлюбленного, Консо. От этого тебе ничего, кроме страданий, не светит. Я знаю, что говорю.

Тон, которым она произнесла эту фразу, показался мне очень тяжёлым, полным недомолвок, которые я пока не в состоянии была расшифровать. Я почувствовала, что Роз-Эме больше ничего не объяснит. Она протянула мне нож.

— Дочисти, пожалуйста. Мне нужно сделать важный звонок. Как раз по поводу работы.

Она вытерла руки и вышла из кухни, а я осталась один на один с овощами. Всего несколько секунд назад я чувствовала себя сильной, взрослой и уверенной в своей правоте. А теперь вдруг оказалась слабой, маленькой и потерявшейся в этом сложном мире. Как может Патрик выступать против работодателей, если сам принадлежит к семье собственников? Как может он желать разрушить и уничтожить родного отца? У меня-то папы не было, и я никак не могла уместить такое в голове.

Когда Роз-Эме вернулась в кухню, я сидела, склонившись над кабачками, и шмыгала носом. Она обняла меня и сказала:

— Ну-ну, доченька, не горюй. На свете так много других мальчиков. Добрых, смешных, которые будут к тебе внимательны. Которые станут тебя уважать.

Я пожала плечами. Не нужны мне добрые и смешные! И их уважение тоже. Я хотела риска и приключений! Мне нужен лишь тот, кто притягивает как магнит, зовёт за собой на баррикады, — ради него я согласна умереть под руинами любовной страсти!

Мать погладила меня по щеке, произнесла ещё пару утешительных фраз, а потом вдруг сказала:

— А знаешь что? Я нашла работу!

Я подняла голову от кабачков.

— Правда?

Роз-Эме расплылась в счастливой улыбке. Важный телефонный звонок, который она только что сделала, принёс свои плоды. После почти шести месяцев объявлений и бесконечных собеседований она наконец нашла место. На следующий день ровно в восемь утра ей надлежало явиться к новому работодателю. Настроение моё, конечно, сразу улучшилось.

— И чем ты будешь заниматься? — спросила я, утирая слёзы. — Где будешь работать?

— Угадай, — сказала Роз-Эме.

Глава 18 Суббота 2:30

Титания Карельман выдержала паузу, достойную лучших романов, и развела руками. Она явно ждала какого-то отклика от аудитории, прежде чем продолжать. Нин нахмурила брови:

— Только не говори, что…

— Именно!

— Нет. Я тебе не верю.

— И тем не менее это правда! — воскликнула Титания, довольная произведённым эффектом. — Клянусь тебе: на следующий день, ровно в восемь, Роз-Эме явилась на консервный завод Вивье-Лажеля, чтобы приступить к работе в отделе кадров.

— Офигеть!

— Вот именно! Отныне нашу маленькую семью кормил тот, кого мой донжуан называл заклятым врагом. Интересный поворот, правда?

— И что же ты стала делать?

Титания снова развела руками.

— Ничего, зайчонок. А что я могла поделать? Я продолжала любить Патрика Вивье-Лажеля, страстно и тайно. Мне было шестнадцать лет! Я тогда считала важным только одно: верить во что-то сильное и новое! Во что-то прекрасное!

— Во что-то типа любви?

— Да, в любовь, конечно, тоже. А ещё — в справедливость, в устройство лучшей жизни на земле! Я нуждалась в идеале, понимаешь? И Патрик был для меня всем этим сразу.