— Даже Вадиму? — спросил Орион, который продолжал видеться с доктором во время велогонок.
— Да, котёнок, даже Вадиму.
— И Барнабе? — поинтересовался Окто, который завёл дружбу с молодым продавцом из «Диско Фазза».
— Да, и Барнабе тоже! — раздражённо воскликнула Роз-Эме. — Если я говорю «никому», значит, я именно это и имею в виду. Я же, кажется, по-французски разговариваю?
Она потрясла у нас перед глазами связкой ключей.
— Дети, запомните: этот дом существует только для нас четверых. Мы должны сохранить его в полнейшей тайне. Как будто он невидимый.
— Как сказочная избушка? — подсказала я.
— Вот! Именно так.
— Но почему? — не унимался Окто.
— Бессмысленно выяснять почему, мой дорогой. Это правило игры. Правило, которое не обсуждается, понятно?
Роз-Эме раскрыла объятия, и мы все втроём нырнули к ней под крыло.
— Мы дадим клятву, — объявила она. — Тот, кто её нарушит, поставит под угрозу безопасность всей семьи.
— Что значит «поставит под угрозу»? — спросил Орион.
— Значит, всё станет очень плохо, — перевёл его брат.
— Правильно, — подтвердила Роз-Эме. — Если кто-нибудь из вас раскроет тайну нашего убежища, он нарушит клятву, и это приведёт к катастрофе.
В безмятежности летнего вечера это слово показалось мне несколько преувеличенным. Как могла произойти катастрофа, когда воздух такой тёплый, а в лиловом небе порхают ласточки? Я тихонько хихикнула, но мне хватило одного взгляда на Роз-Эме, чтобы понять, что она не шутит: глаза её были как два холодных камня. Я заглушила в себе смех и, когда мать с торжественным видом попросила нас поднять руки, чтобы произнести клятву, безропотно повиновалась.
— Повторяйте за мной: «Я обещаю…»
— Я обещаю, — сказали мы хором.
— «Никогда не рассказывать о нашем доме в лесу…»
— Никогда не рассказывать о нашем доме в лесу…
— «Никому».
Роз-Эме плюнула в озеро. Мы с братьями повторили за ней и опустили руки.
Ласточки пищали у самой воды, глотая комаров. Наша мать спокойно выдохнула. Глаза её снова ожили, и она спросила:
— Ну а теперь — кто хочет супа из тапиоки, тартинок с тунцом-и-помидорами и перчёных сухариков?
— Я!
— Я!
— Я!
Она кивнула на «панар».
— Вытаскивайте вещи из багажника! Сейчас всё будет.
На протяжении пяти вольных и диких лет мы ни разу больше не задавали ей вопросов о клятве, которую дали друг другу в тот вечер. Мы твёрдо держали обещание. А для того, чтобы отвечать на вопросы друзей, соседей и учителей, которые, конечно, всякий раз интересовались, куда мы едем, мы придумали себе дедушку и бабушку, которые живут на юге.
— Замечательных вам каникул на юге! — желали нам соседи и учителя, узнав о том, что мы скоро уезжаем. — И удачи в пробках на дороге!
Ах, юг! Они завидовали нам, считая, что мы едем к цикадам, запаху мимоз и синему Средиземному морю, а на самом деле мы катили по свободной трассе к этой одинокой облезлой возвышенности в восточном направлении.
— Наших дедушку и бабушку будут звать Муни и Пути, — постановила я однажды, вспомнив персонажей одной книжки с картинками, которая была у меня в детстве.
Братья добросовестно заучили эти имена и стали ждать, чтобы я рассказала им подробности о наших воображаемых предках. Я начала скромно и банально:
— У Муни и Пути седые волосы. Они очень добрые…
Постепенно я добавляла к картине детали: голубой дом (как в песне), построенный на скалах, с цветником, бассейном с голубыми бликами, ленивыми котами, бельём, развешенным на террасе, и фруктовым садом, в котором Муни выращивает абрикосы для своего восхитительного варенья. А Пути я наделила страстью к истории наполеоновских войн.
— Он собирает оловянных солдатиков. У него их сотни, они расставлены на полках за стеклом. Иногда он вынимает оттуда одного-двух и разрешает нам их раскрасить. Это бывает днём, пока Муни спит после обеда. Она спит всегда час или два днём, лёжа в гамаке в тени мангового дерева.
— Ты уверена, что манговое дерево могло вырасти на такой высоте? — вмешалась Роз-Эме.
— Нет. Просто мне очень нравится слово «манго»!
— Если ты хочешь, чтобы люди тебе верили, по-моему, стоит посадить в саду что-нибудь другое…
— Да? И что бы ты посадила там вместо манго?
— Шелковицу, — не задумываясь предложила Роз-Эме. — Их на юге очень много. И они дают свежую тень.
Похоже, ей доставило радость воспоминание об этом дереве и его тени, так что я приняла его в свою историю. Итак, у нас были готовы обстановка, атмосфера и персонажи. Теперь каждый мог рассказывать про каникулы как ему вздумается — всё будет звучать правдоподобно.
— Я бы так хотел, чтобы Муни и Пути были на самом деле, — часто вздыхал Орион. — Вот здорово было бы раскрашивать оловянных солдатиков, как в истории у Консо.
— Почему у нас нет бабушки и дедушки? — тут же принимался ныть Окто. — У всех есть.
Как каждый раз, когда мы задавали ей вопросы о семье, глаза у Роз-Эме затуманивались.
— Потому что у меня нет ни папы, ни мамы. Вы прекрасно знаете почему. Я вам тысячу раз рассказывала, мальчики!