Грандиозная заря

Любила читать, опустив ноги в воду, или, в ненастные дни, писать, сидя за столиком в маленькой комнате и слушая, как барабанят по крыше капли дождя.

Любила переправлять братьев на остров и устраивать там бесконечные поиски сокровищ.

Любила наблюдать, как ворчит Окто из-за того, что в его магнитофоне сели батарейки и он не может слушать свои сокровенные кассеты Kraftwerk или Depeche Mode.

Любила, как вечером Роз-Эме звонит в колокол, сообщая нам, что пора возвращаться из экспедиции. Она ещё расставляла по всему дому свечки, и они мерцали, как россыпь светлячков.

Я любила смотреть на Ориона, когда он чинил велосипед, у которого по несколько раз в неделю пробивало шины камешками на дороге. Руки у него были вечно в резиновом клее!

Любила дни пополнения запасов, когда мы все вместе отправлялись в продуктовую лавку в посёлок. Улыбку, которой озарялось лицо Окто, когда он получал новую коробку батареек. Любила выбрать себе в журнальном ларьке три-четыре книги, тогда как Орион неизменно уходил оттуда с новым номером «Зеркала велосипедиста».

Я любила возвращаться в наш лесной дом с полным багажником покупок.

Наступал вечер. Комары, летучие мыши, последние лучи солнца, а дальше — темнота, которая просачивалась между еловых стволов, а потом выплёскивалась на поверхность озера, плотная и тяжёлая, как лава. Ночь окутывала нас со всех сторон, мир впадал в кому, и до следующего дня на свете не существовало больше ничего.

Глава 20 Суббота 3:00

Нин оглянулась на балконную дверь, обрамлявшую тревожную темноту, которую мать только что сравнила с состоянием комы.

— Знаешь, что мне это напоминает? Картины, которые мы изучали в прошлом году, помнишь? Тот тип, который писал совершенно чёрные полотна, как там его… забыла фамилию.

Титания улыбнулась, вспомнив, как бесилась Нин, когда ей задали написать сочинение по серии монохромных работ.

— Пьер Сулаж, — подсказала она.

— Да, точно! Пьер Сулаж! Фамилия, конечно, в тему![46]

Нин покачала головой. Сколько часов она терзала свой бедный мозг, разглядывая концептуальные картины, по поводу которых ей было совершенно нечего сказать! Кроме того, что, по её мнению, нарисовать такое мог бы любой детсадовский ребёнок, если ему дать в руки кисть!

— Погоди-ка, у меня идея! — сказала она, выпрыгивая из кресла.

Она отключила телефон от зарядного устройства и погасила свет, отчего комната погрузилась в непроглядную тьму.

— Что ты делаешь? — спросила Титания.

— Подожди, сейчас увидишь…

Освещая себе путь телефоном, Нин добралась до балконного окна и сфотографировала фрагмент беспросветной ночи, устрашающей бездны, которая навалилась на стекло с той стороны.

— Ха! — выкрикнула она, оценивая результат. — По-моему, неплохо!

На экране телефона не было ровным счётом ничего. Одна только чернота. Чернота и едва различимые очертания её собственного отражения в стекле.

— Как думаешь, смогу я это выставить в «Бобуре»?[47] Я бы назвала это… подожди, сейчас… «Посвящение Пьеру Сулажу»!

Она с триумфальным видом вручила телефон Титании. Фея саспенса рассмеялась.

— Чего смеёшься? — надулась Нин, забирая телефон. — Твоя мать говорила, что всегда нужно пробовать. Вот и я тоже хочу попробовать заняться современным искусством — что, нельзя? А вдруг моя фотка будет стоить миллионы?!

Не зная, всерьёз это или нет, Титания на всякий случай оборвала смех. У Нин часто от шутки до важного разговора — один шаг.

— Я думала, ты хочешь стать чемпионом по плаванию, — осторожно напомнила она.

— Что?! Я этого никогда не говорила!

— Но я помню…

— Ну хорошо, может, один раз сказала, — признала Нин. — Но это глупости.

— По-моему, не большая глупость, чем выставлять совершенно чёрную фотографию в «Бобуре», — заметила Титания.

Девушка снова взглянула на экран телефона, сердито и задумчиво. Это правда: когда она плавает, иногда ей кажется, что она в состоянии побеждать в крупных соревнованиях. Может, даже в чемпионате Франции. С каждым вздохом, каждым взмахом руки она представляет себе первую ступень пьедестала, и эта мысль подгоняет её, вдохновляет, кружит голову. Но в конце дорожки мечта разбивается: одна минута четыре секунды, сто метров. Как бы она ни старалась, ей не удаётся превзойти других. Вот в живописи, фотографии или литературе кому есть дело до скорости? Ведь Пьеру Сулажу никто не говорит, что он рисует слишком медленно!

— Всё равно плавание — это не настоящая профессия, — вздохнула она. — Если не быть самой лучшей, на этом ничего не заработаешь.

Удобно устроившись в кресле, по-прежнему в полной темноте, Титания закинула ногу на ногу.

— То есть ты отказываешься от своей мечты из-за обыкновенного комфорта? Ради денег?

Нин взбесил не столько сам вопрос, сколько агрессивный, даже несколько презрительный тон матери. Вообще, каждый раз, когда они заговаривают о деньгах, происходит одно и то же: Титания заводится с пол-оборота, начинает злиться, и Нин никогда не удаётся внятно высказать свою точку зрения.

Девушка на ощупь вернулась к выключателю, зажгла свет и снова поставила телефон на зарядку. Если тут нет сети, то хотя бы заряд будет.