Грандиозная заря

Я была раздосадована выходкой Роз-Эме, но в то же время едва сдерживала смех.

— Можешь объяснить, что происходит? — спросила я.

— Объясню. Пошли, надо заехать за Окто.

В «панаре», который она припарковала, заехав двумя колёсами на тротуар, обнаружился Орион в велосипедном костюме, позади него пристроился велосипед, а на коленях брат держал большую мягкую сумку. Вид у него был немного потерянный — правда, он всегда так выглядел.

— Ты суперкрасивая, — сообщил он, глядя, как я приподнимаю юбку официантки, чтобы сесть.

— Ты тоже, Орион. Тоже суперкрасивый.

— Знаешь, я нашёл идеальное положение седла.

— О, молодец.

— А ты знала, что Эдди Меркс[53] тоже его искал?

— Что искал?

— Идеальное положение седла.

— Нет, не знала.

Роз-Эме завела двигатель и поехала по пустынным улочкам Моншателя в направлении музыкального магазина.

— Ты можешь сказать, что происходит? — снова попросила я.

Она резко затормозила перед опущенной решёткой «Диско Фазза», поставила машину на ручной тормоз и три раза посигналила.

— Окто знает, что ты за ним приехала?

— Я позвонила перед выходом. Барнабе обещал выгнать его пинками.

Мы сидели и молча ждали, опустив стёкла «панара» и слушая ворчание мотора. Вечер только начинался, город дышал ровно и спокойно, чего нельзя было сказать о нашей матери, которая беспрестанно стучала по рулевому колесу. Я посматривала на неё краем глаза. Она крепко сжала челюсти, нахмурила лоб и нервничала так сильно, что казалось, всё её тело вибрирует. Однако я заметила и кое-что ещё: в её глазах снова появился свет. Знаменитый свет моей матери.

— Чего ты улыбаешься? — спросила она меня.

Я притворилась, что это из-за клиентки, похожей на осьминога. Я изобразила, как та охала: «Но, ох, ох», — и Роз-Эме немного отпустило. Наконец она набрала в лёгкие побольше воздуха и произнесла:

— Я тоже уволилась.

Не знаю почему, но это меня не слишком удивило. Я кивнула и сказала:

— Ну что ж. Значит, да здравствует революция!

В этот момент металлическая решётка магазина задрожала и со скрипом приподнялась. Под ней показались головы Барнабе и Окто, и оба выбрались наружу. Брат был страшно зол, Барнабе над ним посмеивался.

— Я надеюсь, ты меня отвлекла по важному поводу! — проворчал Окто, открывая дверцу. — Я как раз такую гениальную вещь придумал!

— Я сохраню этот кусочек в компьютере, — утешил Барнабе. — Придёшь завтра и доделаешь!

Роз-Эме высунулась в открытое окно и улыбнулась Барнабе.

— Прости, завтра, боюсь, не получится. Мы уезжаем на несколько дней.

— Что? — завопил наш брат. — Слушай, ну нет! А как же магазин?

— Да не волнуйся, я управлюсь, — успокоил Барнабе.

Продавец расстегнул косуху, под которой обнаружилась чёрная футболка с изображением обложки «Highway to Hell»[54], и нагнулся ко мне.

— Консолата, ты сегодня суперкрасивая.

Орион несколько минут назад сказал то же самое, но это было совсем другое дело. Я почувствовала, как краснею под очками, и потянула подол юбки, пытаясь прикрыть ляжки, но, пока я собиралась с духом, чтобы подобрать достойный ответ, Барнабе нырнул обратно под металлическую штору и скрылся в своём логове.

— Куда мы едем? — рявкнул Окто у меня за спиной.

— В дом в лесу, — ответила Роз-Эме.

— Но ведь ещё не каникулы? — удивился Орион.

— Нет, котёнок. Лучше, чем каникулы. По крайней мере, я на это надеюсь.

Она тронулась с места, и мы покинули Моншатель, его покатые улицы, реку и мосты. Когда мы выехали на шоссе, у меня возникло странное ощущение, будто бы мы оставляем позади часть нашей жизни. «Highway to Hell», — подумала я.

Окто всю дорогу ворчал. И, как обычно, когда что-то шло не так, как ему хотелось, плохо дышал и то и дело впрыскивал дозы «Вентолина» себе в бронхи.

Орион крутил вхолостую колесо велосипеда.

Роз-Эме молчала, а я думала о Барнабе. Я всегда видела в нём только товарища брата и не могла предположить, что могу быть для него чем-то иным, нежели сестрой Окто. Почему же он дотянул до нашего скоропостижного отъезда, чтобы проявить ко мне интерес?

«Панар» катил через ночь, и на горизонте вспыхивали молнии, рисуя в воздухе небесные вены. Вдалеке грохотала гроза. Мне было немного грустно. Жизнь казалась в этот час не слишком хорошей штукой.

Мы не были в нашем лесном доме уже три месяца. Как обычно, пришлось выбираться из машины и расчищать дорогу. Настроение Окто от этого не улучшилось, особенно когда куст ежевики вцепился в его футболку с Depeche Mode.

— Потрясающе! — воскликнул он, увидев дырку на рукаве. — Просто чудесно!

Он яростно набросился на заросли с лопатой, пока Роз-Эме пыталась провести «панар» между выбоин на дороге, и наш фургон покачивался, как ветхое судёнышко на волнах бурного моря.

С горем пополам мы наконец добрались до берега озера, и в эту секунду разразилась гроза. Капли забарабанили по крыше «панара» с таким грохотом, будто мы попали под обстрел.

— Всё лучше и лучше! — воскликнул Окто.

— Подождите меня здесь, — сказала Роз-Эме.