Грандиозная заря

Она выбежала из машины, не выключая фар — нашего единственного освещения. Я смотрела, как она, вжав голову в плечи, достаёт ключи из-под половицы на террасе и открывает дверь дома, а потом мчится к нам, уже мокрая с головы до ног.

Она распахнула дверь со стороны Ориона и забрала у него мягкую сумку, которую он всю дорогу держал на коленях.

— Вытаскивайте вещи! — сквозь потоки воды крикнула она нам. — Живо!

Мы быстро занесли в дом всё, что нашли в багажнике: дорожный холодильник, аптечку, чемоданы, велосипед… — и Роз-Эме захлопнула дверь, заперев грохочущий ливень снаружи.

Несколько мгновений мы стояли оглушённые и неподвижные. С нас стекала вода, образуя на полу настоящие лужи, и у всех был такой вид, будто мы только что искупались в озере.

— Надеюсь, сухие дрова тут найдутся, — наконец сказал Окто, дрожа от холода.

Роз-Эме нащупала в темноте спички и свечи, а я поднялась в ванную за полотенцами.

Мы уселись вокруг печки, нахохлившись, как птицы на ветке. Гроза снаружи разбушевалась с удвоенной силой. Озеро за окном казалось белым из-за того, что по нему стучали капли дождя, которые становились всё крупнее.

— Я должна извиниться, что так вышло, дети, — сказала Роз-Эме, оборачивая пышную гриву полотенцем.

— Да уж, — проворчал Окто, прикладываясь к ингалятору.

— Ничего, — произнёс Орион со своей обычной мягкой интонацией.

Я промолчала — мне не терпелось поскорее узнать, зачем мать так срочно, на ночь глядя, привезла нас сюда.

Роз-Эме сделала глубокий вдох, после чего достала большую мягкую сумку и положила на пол перед нами.

Это была спортивная сумка, самая обыкновенная, с логотипом теннисной марки. Я никогда раньше не замечала её у нас дома.

Мать молча расстегнула молнию, и мы увидели содержимое сумки: пачки стофранковых банкнот. Много-много пачек. Они громоздились друг на друге, образовывая целую денежную гору.

Мы с братьями не могли вымолвить ни слова.

Сколько там могло поместиться купюр? Тысячи? Десятки тысяч? Разумеется, никто из нас ни разу в жизни не видел такого количества денег, разве что в кино.

Роз-Эме снова закрыла сумку. Она посмотрела по очереди на каждого из нас и сказала:

— И ещё в чемоданах.

У меня сжалось сердце. Сколько чемоданов мы вытащили из багажника? Окто оглянулся на дверь — туда, куда мы скинули багаж, уверенные, что в нём лежит то же, что и обычно: одежда, зубные щётки, книжки, тетрадки, кассеты.

— Ты шутишь? — спросил брат.

— Не шучу, — ответила Роз-Эме.

— Но… тут четыре чемодана! — воскликнул Окто.

— Правильно. Четыре чемодана и спортивная сумка. Пять раз по тысяче пачек.

Дождь так сильно барабанил по крыше, что говорить приходилось довольно громко.

— И сколько же это? — крикнул Окто.

— Откуда они у тебя? — крикнула я в свою очередь.

— Почему вы кричите? — завопил Орион. — У меня от вас уши болят!

Брат сидел в кресле и дрожал — то ли от холода, то ли от волнения. Роз-Эме подала ему знак, чтобы он подошёл, Орион поднялся и неловко обхватил её своими длинными руками.

— Прости, котёнок, — шепнула Роз-Эме. — Это из-за грозы, понимаешь. Всё пройдёт.

Какое-то время мы просто сидели неподвижно, не в состоянии ни думать, ни говорить, и ждали, пока Орион перестанет дрожать как осиновый лист.

Молнии сверкали реже, гром отходил дальше.

— Консо, может, подогреешь молока? — предложила Роз-Эме. — Кажется, в буфете на нижней полке осталась коробка «Несквика».

Я встала, Окто пошёл за мной на кухню. Он достал четыре кружки и пакет печенья. Пока молоко грелось на плите, я услышала, как он что-то бормочет.

— Пять раз тысяча, пять тысяч… Пять тысяч по двадцать, сто тысяч. И сто тысяч по…

Брат положил руку мне на плечо. Он ещё в прошлом году меня перерос. Нагнувшись к моему уху, он прошептал:

— Там по крайней мере сто раз по сто кусков, да?

«Сто кусков» — я не особо понимала, сколько это. Ясно было только, что речь шла о какой-то нереальной сумме. Просто в голове не укладывалось, что все эти деньги где-то раздобыла моя родная мать.

Я принесла чашки с горячим молоком, и мы сидели в дрожащем свете свечей и молча грызли печенье.

— Знаешь, я нашёл идеальное положение седла, — наконец сообщил Орион Окто.

— Ого, правда?

— Как Элли Меркс, — добавил Орион. — Он тоже искал идеальное положение седла.

Его как будто отпустило. Роз-Эме гладила сына по голове. Глаза у неё блестели и были влажными, как у человека с температурой под сорок.

— Вы задали мне два вопроса, — наконец произнесла она. — Я на них отвечу. Первый простой: десять миллионов франков.

— Сто по сто кусков, — прошептал Окто.

— Второй вопрос требует предварительных объяснений, — сказала Роз-Эме. — А впрочем…

Она закрыла глаза и открыла их только через несколько секунд.

— Эти деньги я украла у вашего отца.

Глава 22 Суббота 3:30

С тех пор как речь зашла о спортивной сумке, набитой деньгами, Нин не шевелилась и даже почти не дышала. Мозг же, напротив, работал на полную катушку. Матери мало было ошарашить её новостью о существовании целой семьи, так теперь она собирается сообщить, что у них где-то спрятано целое состояние? Может, даже прямо здесь, в этой лачуге?