Грандиозная заря

В тот день Роз-Эме захотелось вернуться домой, чтобы повидаться с родителями, сёстрами и маленьким братом, снова побывать в старом доме, окружённом шелковицей. Но как же вернуться после такого долгого отсутствия? Как посмотреть им в глаза после того, как она украла деньги, спрятанные в бельевом шкафу? Как сообщить, что у неё родился ребёнок, хотя она не замужем? И потом, как туда добраться? У Роз-Эме не было ни мотоцикла, ни машины. Она даже водить не умела.

В тот день она много плакала.

Наконец она взглянула правде в глаза, утёрла слёзы, сжала зубы и осталась с Пьетро.

Американка уехала, но вскоре её заменила другая девушка. Испанка. Когда ему наскучила и испанка, Пьетро нашёл себе немку. А когда и эта исчезла, появилась парижанка.

Каждый раз, когда вид у Роз-Эме бывал грустный или сердитый, Пьетро кричал: «Я не твоя собственность! Ревность — это буржуазное чувство! Посмотри на себя! Думаешь, очень красиво, когда у тебя глаза такие красные?»

Роз-Эме душила гнев и прятала слёзы. Она съёживалась и уходила в себя. Она больше не решалась смотреться в зеркало и чахла на глазах. И чем хуже ей становилось, тем сильнее и увереннее делался Пьетро.

Ферма к тому времени стала известна на весь регион и даже дальше. Люди из разных уголков приезжали послушать Пьетро. Они добирались автостопом или приходили пешком, как паломники. Бросали в углу грязные вещи, умывались водой из колодца, садились в кружок и слушали того, кого отныне называли Маэстро.

Пьетро заботился о своих слушателях. Он дарил им всё, чего они ждали: время, табак, химические наркотики, красивые обещания, жестокость и презрение.

Роз-Эме сидела в уголке и слушала, как он говорит. Она наблюдала за ним. Пьетро был таким красивым, когда появлялся на публике! Таким убедительным, когда требовал разрушить старый мир и призывал к революции! «До сегодняшнего дня мы с вами двигались в ночной мгле. Но завтра, товарищи, будет новый день! И у нас тоже настанет Октябрь! — распалялся он, намекая на революцию в России. — Мы свергнем олигархию и поведём человечество к счастью, чего бы нам это ни стоило!»

Он был похож на поп-звезду и зажигал сердца речами не хуже папы римского.

Но когда они оставались наедине и Пьетро снимал маску народного защитника, он переставал быть красивым. Страшная гримаса искажала его лицо, и в те вечера, когда он слишком много выпивал или укуривался, Маэстро выплёскивал всю свою злобу, разочарование и отчаяние на Роз-Эме. Он обзывал её буржуйкой. Он говорил: «Надеюсь, твой братец хорошенько помучился, прежде чем сдохнуть в африканских горах! Вы это заслужили, грязные колонисты!» Если Роз-Эме пыталась возражать, он позволял себе её ударить, чтобы заставить замолчать.

Утром было лучше. Он не кричал и не злился. Просил прощения и обещал, что больше так не будет. Целовал, прижимал к себе. Клялся, что любит только её одну. Иногда доходило даже до того, что Пьетро принимался говорить о свадьбе: как они вдвоём поедут в его деревню в Италии и малышка Консолата в платье, как у принцессы, будет шествовать в свадебной процессии. В такие минуты он становился необыкновенно милым и так воодушевлялся, что забывал про революцию и про свою ненависть к буржуям. Он говорил: «Я буду любить тебя вечно! Ты моя женщина!» Но Роз-Эме в этих словах слышалась вовсе не любовь, а угроза.

Почти три года она терпела такое обращение.

Почти три года её швыряло то вверх, то вниз и она мирилась с безумием, злобой и безразличием Маэстро. А потом она опять забеременела, и на некоторое время Пьетро снова стал мягким. Каждое утро он гладил живот Роз-Эме и разговаривал с младенцем. Он с гордостью говорил: «На этот раз будет мальчик! Настоящий Пазини!»

Роз-Эме пыталась на всякий случай предупредить его разочарование. Она спрашивала: «А если будет девочка?» Пьетро пожимал плечами. Он был совершенно уверен, что прав.

А потом как-то раз, наглотавшись наркотиков, он схватил Консолату за волосы и пригрозил бросить её в колодец. И впервые поднял руку на малышку.

Роз-Эме охватил страх, и на следующий день она взяла дочку, сумку и села в первую проезжавшую мимо машину, чтобы сбежать от этой жизни, которую больше не могла выносить.

Был конец августа 1969 года. Пока на другом конце Земли Роджер Долтри демонстрировал свой загорелый торс сотням тысяч зрителей, Роз-Эме убегала, без гроша в кармане, в поисках места, где им с дочерью можно было бы спрятаться. Ей частенько приходилось укрываться в коммунах хиппи, хотя их атмосфера была ей совсем не по нутру.

Поначалу она жила в страхе, что Пьетро её найдёт. Боялась, что он их разыскивает и хочет опять ударить Консолату или ещё не рождённого малыша в животе. Ей снились кошмары. Она спала в коридорах, в стенных шкафах, в чуланах без окон — только так она чувствовала себя в безопасности. Чтобы избавить её от постоянных страхов, соседи предлагали проглотить, покурить, занюхать. И Роз-Эме глотала, курила и занюхивала. Ничуть не заботясь о том, как это отразится на ребёнке, которого она носила.