Грандиозная заря

В статье, снабжённой фотографией, говорилось об аресте человека, взятого с поличным во время налёта на парижский бар. Вор, итальянец по имени Пьетро Пазини, находился в розыске у себя на родине. Его подозревали в причастности к революционной организации, совершавшей теракты. Был выдан международный ордер на его арест, и Италия требовала высылки Пазини в Милан.

Роз-Эме сложила газету. Что-то тяжёлое навалилось на грудь, стало трудно дышать. Понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Болезненное прошлое, которое она так старалась забыть, годы дурного обращения, унижения, нужды и страха — всё это снова выплеснулось на неё.

Вадим видел, что она нервничает и чем-то обеспокоена. Он хотел помочь ей снять напряжение и выписать успокоительные и отдых, но Роз-Эме категорически отказалась. Отпуск? Ни в коем случае! Стоило ей остановиться, перестать работать и заниматься разными делами, как тревога накрывала с головой.

Она стала отслеживать новости о Пьетро во всех газетах, по телевизору и радио. Она уходила спозаранку и возвращалась очень поздно, объясняя это напряжённой работой в издательстве, но на самом деле просто выкраивала несколько часов, чтобы уединиться, читать и размышлять.

В июле она наконец узнала, в какой тюрьме содержится наш отец. В тот день она ушла с работы, села в «панар» и поехала по трассе, ведущей к одному из парижских пригородов.

По дороге заехала в кафе, чтобы позвонить домой. К телефону подошла Лулу. Роз-Эме, конечно, соврала: она не собиралась объяснять старой кухарке со слабым сердцем, что едет в тюрьму проведать отца своих детей!

Увидев Роз-Эме в комнате для свиданий, Пьетро едва не разрыдался. Он стал без умолку говорить, как всюду её искал, с ума сходил от беспокойства, что её исчезновение едва его не убило. Он тогда почувствовал себя таким несчастным и покинутым, что вернулся в Италию. Там он нашёл своих старых товарищей по борьбе и, чтобы притупить печаль и тоску, посвятил себя Делу. Он ни о чём не жалел, но в конечном итоге вернулся спустя шесть лет только ради неё одной и только потому, что никак не мог её забыть. Её и своих детей.

Роз-Эме дала ему выговориться, не перебивая. Укрывшись за переговорным стеклом, она ощущала свою недосягаемость для этого человека, которого в прошлом так любила и который причинил ей столько страданий. Было похоже на зоопарк, когда стоишь перед клеткой с хищниками.

Когда Пьетро поинтересовался, родился ли у неё сын, Роз-Эме не смогла соврать и кивнула. Да, сын. Но про второго рассказывать не стала.

Пьетро разрыдался горючими слезами.

— Сын! У меня есть сын! — повторял он, всхлипывая, а Роз-Эме ждала, когда закончится этот спектакль.

Пьетро ни разу не поинтересовался, как она поживает, здорова ли, не выразил ни малейшего раскаяния по поводу того, как с ней обращался. Для него Роз-Эме была не более чем вещь.

И всё-таки, несмотря на это, она приехала к нему снова. Один раз, второй, третий: именно это она называла своими командировками.

В переговорной она почти всё время молчала, а Пьетро без конца говорил. Он читал проповеди, мешая французский с итальянским. Но на каком бы языке он ни говорил, его слова были полны злобы и радикальных призывов. Он хотел всё сломать, уничтожить и поджечь — во имя того, что называл своим идеалом.

Роз-Эме незаметно качала головой. Если раньше Маэстро, может, и был идеалистом, то теперь перед ней сидел исполненный ненависти фанатик. И когда он спрашивал, можно ли увидеть сына, она неизменно отвечала: «Нет».

Пьетро пытался её уговорить, умолял. «У меня есть бабки, — говорил он. — Много бабок, в надёжном месте. Приведи ко мне сына! Я заплачу».

Но Роз-Эме нельзя было купить. Ни её саму, ни её детей.

Каждый раз, выходя из здания тюрьмы, она чувствовала себя выжатой как лимон, опустошённой. Она говорила себе: «Этот человек безумен и опасен, но он отец моих детей…» Она ничего не могла с собой поделать, не могла махнуть на него рукой.

В 1976 году, после нескольких месяцев переговоров, Италия добилась высылки Пьетро Пазини. В августе его под строгим надзором перевезли в миланскую тюрьму, и внезапно тяжесть, душившая Роз-Эме, пропала. Вдали от этой отравы она почувствовала, что ожила. Она снова могла обниматься с Вадимом, ей снова хотелось смеяться, любить и ездить на море.

В Италии Пьетро приговорили к пожизненному заключению за проведение террористического акта. Но год спустя появилась информация о побеге нескольких миланских заключённых. Среди них был и Пьетро Пазини.

С этого момента Роз-Эме приступила к осуществлению плана: она экономила каждый сантим, предвидя наш переезд в Моншатель, а главное — покупку дома в лесу, где каждое лето учила нас обходиться малым, жить как робинзоны и надёжно прятаться. На всякий случай.