Грандиозная заря

— Ну, с ним-то всё просто! Унаследовал отцовский завод, женился на выпускнице политеха, у них родилось двое детей, и он уже три срока является мэром Моншателя. Я тебе его покажу в интернете, сама увидишь. Прибавил тридцать килограммов, носит галстук в полосочку и лысый, как коленка!

— Эх! — поморщилась Нин. — Не слишком привлекательная картина.

— Такова жизнь! — рассмеялась Титания. — Со временем многие революционеры прячут флаги в шкаф. Галстук — это, возможно, менее сексуально, зато более безобидно.

Она бросила взгляд на озеро: интересно, какой свой флаг когда-то свернула она сама? Мечту стать писательницей она осуществила, но всё-таки от чего-то и ей приходилось отказываться. А разве бывает иначе?

Она нахмурилась.

— Что же касается остальных твоих вопросов — садись. Я постараюсь рассказать как можно больше до восьми.

Глава 28 10 июля 1986

Роз-Эме проговорила всю ночь. Секретов больше не осталось.

На рассвете мы вчетвером вышли на террасу, не в силах произнести ни слова. Прижались друг к другу и смотрели, как первые лучи пробиваются сквозь листву на другом берегу и поджигают воду в озере. Никогда ещё красота этого места не казалась нам такой печальной.

— А я так хотел, чтобы моим отцом оказался Роджер Долтри, — чуть слышно сказал Окто.

Я посмотрела на брата. С тёмными кругами вокруг глаз он как будто постарел за эту ночь лет на пять.

— Даже гитарист Abbа — и то было бы лучше! — воскликнул он. — Да даже любой никому не известный эстрадный певец!

Роз-Эме хотела снова обнять его, но он грубо вырвался и стал дышать быстро и со свистом — как всегда, когда приближался приступ.

— «Вентолин», — мягко подсказал Орион.

— Как мне это… это всё… надоело… просто до смерти! — проговорил Окто, задыхаясь.

Орион побежал в дом за ингалятором, но, когда вернулся, приступ уже начался.

Окто сидел съёжившись на полу и задыхался.

Мы уже привыкли видеть его таким и слышать страшные звуки, исходящие из бронхов. Но на этот раз он вдруг выпрямился и, вместо того чтобы взять ингалятор, который протягивал ему брат, издал сиплый крик, рванул на груди рубашку, будто хотел разорвать себе лёгкие. А потом раскинул руки и прыгнул с террасы. Прямо у нас на глазах плюхнулся в воду.

— Окто, нет! — закричала Роз-Эме.

И как была, в туфлях, прыгнула за ним.

— Мама! — завопил в панике Орион.

— Не двигайся! — приказала я, зная, что Орион плавает как кирпич.

Я приготовилась прыгнуть следом, но Роз-Эме и Окто один за другим вынырнули на поверхность и теперь брызгались и отплёвывались, как глупые собаки.

— Пусти! — орал Окто, потому что Роз-Эме вцепилась в него обеими руками. — Пусти, говорю тебе!

— Перестань немедленно! — яростно крикнула Роз-Эме. — Замолчи!

Она замахнулась, словно хотела влепить ему пощёчину, но Окто остановил её и, продолжая грести свободной рукой, расхохотался.

— Ты меня никогда не била! Было бы странно начать именно сегодня!

— Если захочу — ударю, мой дорогой! Чтобы не забывал, что я твоя мать.

— Попробуй ударь! — крикнул Окто и поплыл прочь от неё.

Роз-Эме даже не пыталась его догнать. Она закашлялась и тоже принялась хохотать.

— Ну и ладно! Зато проснулась! — крикнула она нам с Орионом. — Вам тоже стоит попробовать! Вода замечательная!

— Да-да, давайте, тут здорово! — веселился Окто, хлопая ладонью по поверхности озера.

Орион посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:

— Кто последний в воду, тот мокрая курица!

Он сбросил велосипедные ботинки, которые не снимал со вчерашнего дня, а я — туфли, и мы взялись за руки.

— Раз! Два! Три! — сосчитал Орион.

Мы прыгнули вместе, прямо в одежде, в воду, которую за ночь освежила гроза, и пронзительно завопили.

У берега озеро было не слишком глубоким. Пальцами ног мы нащупали ил, и вода мягко обволокла нас со всех сторон и прилепила одежду к телу. После бессонной ночи это купание казалось благословением.

Я немного поплавала вместе с Окто и Роз-Эме, пока Орион бултыхался, ухватившись за сваи террасы.

Когда мы решили, что пора выбираться на берег, усталость как рукой сняло, нам хотелось есть, и приступ Окто прошёл. Он впервые в жизни перенёс его без помощи лекарства.

— Ну, как я вам? — спросил он, усаживаясь в траву и задрав нос к солнцу.

— Герой! — усмехнулась я.

— Идиот! — проворчала Роз-Эме.

— Ты был похож на невероятного Халка[56], — добавил Орион и изобразил киногероя, когда тот рвёт рубашку на груди.

Мы рассмеялись.

— Только я, в отличие от него, не превратился в зелёного монстра! — уточнил Окто.

— Ты уверен? — спросила я, снимая водоросли с его спины.

Мы ещё немного постояли так, улыбаясь, в этом хорошо знакомом нам покое — дождались, чтобы сердца застучали медленнее и тише. И тут скобки, заключавшие в себе это счастливое отступление от основного сюжета, неотвратимо закрылись.

— Я не знаю, жив ли ещё Пьетро, — сказала Роз-Эме. — Не знаю, поехала ли полиция на ферму. Но ясно одно: ваш отец не единственный, кто знает о существовании денег, и я сомневаюсь, что его друзья оценят эту шутку.

Она вытерла лицо.

— Рано или поздно они бросятся меня искать. Найдут адрес квартиры. Может, они уже там…