Грандиозная заря

Орион вытащил откуда-то старый атлас и теперь часами просиживал над ним в поисках идеального убежища для Роз-Эме. В мире было сколько угодно странных и уединённых мест. Он перечислял названия городов, стран и регионов, о которых я раньше даже не слышала: Саскачеван, Ориноко, Юкатан, Гаочжоу, Перхентианские острова, пустыня Танами… Как обычно, он изнурял нас своими списками, но нам не хватало духу его остановить, и мы как могли поддерживали эту новую манию.

Мы ели шоколад, паштет и печенье в любое время суток и мечтали о том дне, когда Роз-Эме вернётся и приготовит нам тартинки с тунцом-и-помидорами и суп из тапиоки.

Нас тревожило, что под лестницей стоят чемоданы, полные денег. Что мы будем делать со всеми этими миллионами? Роз-Эме пыталась убедить нас, что это потрясающий подарок, но мы пока не могли обрадоваться полученному состоянию. Кроме вопроса о деньгах был ещё один, гораздо более щекотливый. Что мы станем делать дальше со своей жизнью, зная, кто мы такие: потомки вора, дети террориста-наркомана?

На третий день я вдруг вспомнила про долг, который так и не вернула магазину. Я больше не могла сидеть без дела, поэтому вытащила купюру в сто франков из предназначенного мне чемодана, села в «панар» и поехала в деревню.

Я припарковалась у крытого рынка. Проходя мимо газетного ларька, вдруг остановилась как вкопанная, прочитав заголовок «Беглый Пазини пойман». Ниже была сама новость, она начиналась со слов: «Террорист арестован благодаря анонимному телефонному звонку в полицию». С влажными руками я купила по экземпляру всех сегодняшних газет.

Вернувшись в лесной дом, я отодвинула мусор, скопившийся на столе, и бросила пачку газет на освободившееся пространство.

— Разделим поровну и будем читать, — сказала я братьям. — Все статьи, в которых говорится о нём, вырезаем и складываем вот сюда.

Я не могла называть этого человека иначе, как просто «он».

За пару часов мы собрали настоящий урожай. Одни заметки были совсем короткие (шесть строчек в «Лё Монд»), другие — гораздо длиннее (целая страница в «Ля Републик дю Сантр»). Все они сопровождались одной и той же фотографией, благодаря которой мы впервые в жизни увидели лицо нашего отца — на снимке из полицейского участка. Впечатление было удручающим. Никто из нас не искал на фотографии фамильное сходство, но было очевидно, что близнецы унаследовали его чётко очерченные губы и высокий лоб.

Информация во всех статьях была более-менее одинаковой: Маэстро был ранен в голову, но не умер. Под надёжной охраной его перевезли в больницу, где он будет находиться до заключения в тюрьму.

Больше всего подробностей обнаружилось в «Ла Републик дю Сантр». Журналист побывал на месте событий вскоре после ареста Пьетро и рассказал о расследовании, проведённом в окрестных деревушках. Несколько свидетелей сообщили полиции о том, что видели на здешних пустынных дорогах необычную машину небесного цвета. «Панар PL17, внедорожник пятидесятых годов, — утверждал один из них, в прошлом владелец станции техобслуживания. — Ещё бы я её не заметил! Этой модели уже нигде и не встретишь! К тому же мотор у неё грохотал так, что за десять километров слышно!» Возможно, это и не имело отношения к делу, но полиция объявила в розыск удивительную машину и её водителя.

Прочитав это, мы с братьями вышли на террасу.

«Панар» смирно стоял на привычном месте. Мы знали его всю жизнь: он служил нам верой и правдой и возил из Сен-Совера на пляж, из дома Вадима — в Моншатель и из Моншателя — в лесное убежище. Это был наш второй дом, наш преданный боевой товарищ. И вот теперь, из-за умника-автомеханика, «панар» стал представлять угрозу.

— Что будем с ним делать? — спросил Окто.

Дыхание у него стало сиплым, и он вдохнул несколько доз «Вентолина».

— В общем-то, выбора нет, — ответила я.

— Спрячем в лесу, — предложил Орион.

— Да! — подхватил Окто. — Завалим кучей веток!

— Нет, — вздохнула я. — Слишком рискованно.

— Что же тогда? — спросил Орион со слезами на глазах.

Я была старшей, и только я умела водить, поэтому я поняла, что решение придётся принимать мне.

На следующий день, в праздник 14 июля[57], под потрясёнными взглядами братьев я завела «панар», включила заднюю передачу и покатила по лесной дороге. Когда машина встала под хорошим уклоном, я выключила двигатель, потянула ручник и застопорила руль доской, надеясь, что она удержит «панар». Потом открыла дверь, сняла машину с ручника, и она медленно покатилась вниз по склону. Не дожидаясь, пока фургон сильно разгонится, я выпрыгнула из салона. Я вывихнула лодыжку, неудачно приземлившись среди рытвин, но даже не заметила боли. Я бежала, бежала как сумасшедшая за «панаром» всё время, пока он неутомимо катил прямо, со своей болтающейся передней дверцей, — казалось, это детство уезжает от меня, уезжает навсегда.

Я правильно рассчитала траекторию.

Когда машина докатила до берега, она разогналась достаточно для прыжка. С того места, где я находилась, было видно, как её нос взлетел, затем резко нырнул вниз, и два задних иллюминатора бросили на меня прощальный взгляд, грустный и полный укора.