Грандиозная заря

Я почувствовала, как по всему телу пробежала дрожь, от головы до пяток.

— Пьетро никогда не был святым, — продолжала Роз-Эме. — Я рисковала, встречаясь с ним, и теперь готова за это отвечать. Проблема в том, что если найдут меня, то найдут и вас, а рисковать вами я не готова. Нужно замести следы. А это можно сделать только одним способом: разорвать связь на столько, на сколько понадобится. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Мы с братьями переглянулись. И ничего не ответили. Я думаю, что в каждом из нас бушевала буря вопросов и невыразимых эмоций.

— Я предлагаю вот что, — сказала Роз-Эме, которая непрестанно думала с тех пор, как выехала с фермы. — Из десяти миллионов я беру себе один и уезжаю. Вы поделите оставшиеся деньги на три равные части. Такой суммы каждому из вас хватит, чтобы безбедно прожить всю жизнь. Любая мать мечтала бы сделать такой подарок своим детям. Ну, по крайней мере, я так думаю.

Она предпринимала нечеловеческие усилия, чтобы выглядеть спокойной, но голос предательски дрожал. Роз-Эме замолчала. Две длинноногие птицы пролетели вдали над озером и опустились на воду. Увидев их, я подумала, что это утро навсегда впечатается в мою память и всякий раз, вспоминая его, я буду видеть двух голенастых птиц. Белых цапель.

— Мальчики, вам уже исполнилось шестнадцать, — сказала Роз-Эме. — Рановато, конечно. Но вы справитесь. Я в вас верю.

Орион нахмурил брови, вид у него был растерянный, а Окто вжал голову в плечи — казалось, он внимательно изучает травинки у себя под ногами, но было ясно, что он прячет слёзы.

— Эй! — воскликнула Роз-Эме с напускной весёлостью. — Вы представляете, сколько всего сможете купить на эти деньги? Котёнок, напомни-ка мне марку велосипеда твоей мечты?

— «Джиос-Торино», — улыбнулся Орион.

— Точно! Так вот, теперь ты сможешь его себе купить. Даже два или три, если захочешь!

— Ты думаешь?

— Конечно! А ты, Окто…

Мой брат не дал сформулировать вопрос. Глотая слёзы, он проговорил:

— Yamaha CX5M, как у Барнабе. Но…

— Что «но», сынок?

Окто посмотрел на неё, и слёзы всё-таки полились из глаз.

— Ничего. Всё классно, мам. Реально классно, ты права.

Роз-Эме улыбнулась, глядя на озеро. Теперь и её слезы перелились через край. И мои, понятное дело, тоже.

— Консо, помнишь, когда-то ты спросила, правда ли я считаю тебя талантливой рассказчицей? Это было как раз здесь, на террасе.

Я помнила этот момент с кинематографической точностью.

— Я не изменила мнения: ты должна попробовать. Эти деньги подарят тебе время, необходимое для того, чтобы стать писательницей.

— Значит, ты правда уедешь? — спросил Орион, до которого всегда доходит как до жирафа.

Роз-Эме сжала кулаки. У неё расширились ноздри, плечи ссутулились — всё тело противостояло горю.

— У меня нет выбора, котёнок. Либо так, либо получить пулю в лоб.

Она встала. Одежда её промокла, и, несмотря на солнце, которым было залито всё кругом, Роз-Эме дрожала от холода.

— Револьвер я тоже забрала, — сказала она. — Он в бардачке «панара».

Мама пошла к дому.

— Ладно, хватит реветь! Времени совсем мало, а нужно ещё столько всего вам рассказать!

Мы с братьями молчаливой вереницей последовали за ней. В доме Роз-Эме сказала очень решительным и властным голосом (на другой не было ни времени, ни сил):

— Мальчики, о вас Пьетро ничего не знает. Ни ваших имён, ни того, как вы выглядите. Он даже не знает, что вас двое, ему никогда не придёт в голову искать близнецов. Но вам нельзя больше носить мою фамилию. Понимаете? Избавьтесь от документов и раздобудьте себе новые.

— Как? — спросил Окто.

— Всё можно купить, — ответила Роз-Эме. — Что же до тебя, Консолата, то тебе даже имя сохранить нельзя. Очень кстати, что ты хочешь стать писательницей. Вот тебе первая задача: подбери псевдоним. Придумай, кем теперь будешь. Понятно?

— Понятно, — пробормотала я.

Осознавая собственное бессилие, мы растерянно смотрели, как Роз-Эме, стоя на коленях, отсчитывает деньги, которые полагались ей. Затем она выстелила ими дно одного из чемоданов, который предварительно освободила от пачек, а сверху положила старую одежду, которую уже не носила.

— И последнее, — сказала она. — Нужно найти способ передачи сообщений на случай экстренной важности.

— Там, куда ты едешь, не будет телефона? — спросил Орион.

— Котёнок, телефоном пользоваться ни в коем случае нельзя. Это недостаточно тайный способ.

— Тогда, может, почтой?

Застёгивая чемодан, Роз-Эме покачала головой.

— Когда человек скрывается, он не оставляет адреса. Он нигде не живёт. Его больше нет. Это правило игры.

— Тогда как? — спросила я. — У тебя есть идея?

— Возможно, — ответила она с улыбкой. — Подождите минутку.

Роз-Эме встала и пошла к лестнице. Мы слышали, как она роется на антресолях на втором этаже. Наконец наша мать спустилась, держа в руках несколько старых тетрадей — тех самых, куда Орион перерисовывал страницы каталога, когда был маленьким.

— О-о-о! — воскликнул он. — Ты их сохранила?

— Конечно.