Грандиозная заря

Она разложила тетради на столе и наугад открыла одну, потом другую. Мазутная печь, швейные машины, мужские пижамы, гамаки, стойки для садовых зонтов, покрывала, тачки, рыболовные снасти и собачьи конуры: каждая страница была заполнена рисунками и описаниями, и мы все стали подвывать от умиления, глядя на них.

— Но зачем ты нам это показываешь? — спросил Окто, не видя никакой связи между нашим теперешним положением и старыми тетрадями брата.

Роз-Эме достала из пачки тетрадь в зелёной обложке.

— Орион ведь не только копировал каталог, — сказала она. — Помнишь, сынок?

Орион кивнул, и Роз-Эме стала листать зелёную тетрадь с причудливыми картинками, придуманными предметами и подписями, в которых ничего нельзя было понять.

— Эта идея пришла мне в голову, когда я вспомнила изобретения Ориона.

Мы слушали её объяснения. Нам следовало договориться о системе зашифрованных посланий, которые позволят передавать друг другу важные новости посредством рубрики частных объявлений в газетах. Ничего сложного, достаточно просто сформулировать несколько строчек в телеграфном стиле и, если потребуется, сопроводить их фотографией или рисунком. Впоследствии мы назвали это «Системой Ориона».

— Всем понятно? — спросила она.

— Понятно, — улыбнулись братья.

— Понятно, — подтвердила я.

Затем Роз-Эме переоделась, и всё произошло очень быстро. Она прижала к себе Ориона и Окто. Потом резко отстранилась от них — с той же решительностью, с какой когда-то, в нашем детстве, резким движением отрывала пластырь с наших разбитых коленок.

— Консолата отвезёт меня на вокзал на «панаре», — сказала она. — Я не хочу, чтобы вы тоже ехали, будет слишком тяжело прощаться. Машину я оставляю вашей сестре. Оставайтесь все трое здесь сколько захотите. Это ваше укрытие, не забывайте. А когда будете готовы, уезжайте каждый сам по себе. Старайтесь нигде не показываться вместе.

Мы кивнули, наконец осознав, для чего она взяла с нас клятву, когда мы приехали сюда в первый раз.

— Когда ты вернёшься? — спросил Орион, обеспокоенно глядя на мать своими огромными глазами.

— Когда это будет безопасно, котёнок.

— Когда больше не будет угрозы? — уточнил Орион.

— Именно.

— После каникул?

— Нет, позже. Гораздо позже.

Она легонько ущипнула его за щёку.

— Если вернёшься к Вадиму, не говори с ним ни о деньгах, ни обо мне, хорошо? Он поймёт и ни о чём не будет спрашивать.

— Хорошо, — кивнул Орион.

Роз-Эме подняла чемодан. Она едва держалась на ногах.

Братья вышли на террасу и смотрели, как мы идём к машине. Роз-Эме уступила мне водительское место, а сама села рядом, неподвижная, будто мёртвое тело.

— Скорее, прошу тебя.

Нога на педали сцепления дрожала, и, пока мне удалось переключиться на задний ход и развернуться, машина два раза заглохла. Потом я опустила стекло и крикнула братьям:

— Я скоро вернусь! Провалиться мне на этом месте!

Они помахали мне, и я повела «панар» по ухабистой дороге, не глядя в зеркало заднего вида. Роз-Эме опустила голову на чемодан и закрыла глаза. На потёртый кожаный бок градом текли слёзы.

Через час мы спустились в долину и остановились у пустынной маленькой станции, где теперь уже я попрощалась с Роз-Эме. Она сжала меня в объятьях так сильно, что у меня на плечах потом ещё несколько дней держались синяки.

Мне было двадцать, почти двадцать один, я не знала, увижу ли её когда-нибудь, и смотрела, как мать поворачивается и уходит, с чемоданом в руке, в неизвестном направлении.

小

На обратной дороге, несмотря на помутнение в голове, я сообразила заехать в магазин, чтобы купить продуктов. Подойдя к кассе с корзиной, набитой паштетами, молоком, печеньем, шоколадом и сладкой газировкой, я стала шарить в карманах в поисках кошелька и вдруг остановилась и расхохоталась. Сначала я смеялась тихо, а потом всё громче — так, что слёзы полились из глаз. Другие покупатели не понимали, что происходит. Не могла же я им объяснить, что у меня теперь есть гора денег, но на данный момент с собой ни сантима!

Продавец был так мил (к тому же он видел меня раньше), что позволил взять продукты в кредит. Я пообещала вернуться и расплатиться как можно скорее и поехала с багажником, набитым едой, утешая себя тем, что, по крайней мере, в своей тоске мы не рискуем умереть с голода.

Следующие дни текли невыносимо медленно. Время будто вляпалось в клей. Стояла жара, нас изводили мухи, с озера доносился плеск, но ни у кого не было желания купаться или плавать на лодке до острова. Орион даже ни разу не катался на велосипеде. Мы много спали. Сон защищал от реальности и от решений, которые предстояло принять.

Иногда Орион спрашивал:

— Как вы думаете, где она сейчас?

За несколько дней на поездах и самолётах можно было переместиться довольно далеко.

— Может, в Токио? — предполагала я. — Или в Рио-де-Жанейро?

У Окто были другие идеи.

— На её месте я бы поехал в Вудсток. Ну, или в Восточный Берлин.