Грандиозная заря

С затуманенными глазами она говорила Консолате: «У тебя скоро будет братик или сестрёнка!» Консолата кивала. Да, она бы не отказалась от братика. Но и сестра — тоже неплохо. Она уже забыла лицо и имя того, кто назывался её отцом, но по сути никогда им не был.

За месяцы, проведённые в коммунах, Роз-Эме немного встала на ноги. Научилась водить машину, печь хлеб, открывать чакры, бренчать несколько аккордов на гитаре и танцевать под The Who и Led Zeppelin.

Роды начались в середине зимы 1970 года, в сквоте, где, по счастью, жил один шведский врач. Он помог Роз-Эме произвести на свет ребёнка — да не одного, а двоих. «Дыши как собачка! Вот так, очень хорошо!» — подбадривал он её, в то время как одна женщина из сквота била в барабан и читала вслух стихи, призванные облегчить боль.

Роз-Эме успела выбрать имя для мальчика: Октябрь, в честь русской революции, которой бредил Пьетро. Ведь, несмотря на страдания, которые он ей причинил, она всё ещё верила в светлое будущее и яркий рассвет, который Маэстро так страстно проповедовал.

Появления второго мальчика она не предвидела и имени для него не подготовила. Она обернулась к женщине с барабаном, которая читала стихи. «Прочитай ещё раз то, где про звёзды», — попросила Роз-Эме.

Женщина cнова прочитала стихотворение.

Оно называлось «Орион»:

Это моя звезда.
У неё — форма руки.
Это моя рука, взлетевшая в небо.
Всю войну
Сквозь бойницу смотрел я вверх
И видел там Орион.
Когда цеппелины летели
Бомбить мой Париж,
Они всегда появлялись
Со стороны Ориона.
Звёзды его и теперь —
Там, над моей головой,
И мачта пронзает верхушкой
Звёздной руки ладонь.
Как ей, должно быть, больно,
Больно не меньше, чем той,
Моей отсечённой руке,
Которую снова и снова
Пронзает копьё войны[55]

.

После двойных родов Роз-Эме решила больше не прикасаться к наркотикам и взять жизнь в свои руки. В двадцать пять лет она была уже трижды мать, красивая, одинокая и очень печальная: и без наркотиков забот хватало.

Однажды солнечным июньским утром по её просьбе один из обитателей сквота отвёз Роз-Эме к особняку, окружённому шелковицей. Она не видела родителей целых семь лет.

Отец и мать Роз-Эме не сильно изменились. Разве что стали ещё жёстче и суше, чем в её воспоминаниях. Мари-Одиль и Жаклин вышли замуж за достойных людей, и с родителями остался только младший брат Роз-Эме, который её толком и не помнил — только знал, что она заклеймила позором доброе имя семьи.

Роз-Эме надеялась, что присутствие Консолаты и малышей смягчит сердца родителей. Она долго готовила речь. Собиралась извиниться, выплатить долги, загладить ошибки, снова взяться за учёбу. А они, возможно, взамен выделили бы ей уголок в одной из пристроек?

Но вышло совсем не так, как она рассчитывала.

Родители и раньше-то не были особенно ласковы, а теперь и вовсе перестали испытывать к ней какие-либо родственные чувства. Эта девушка с косичками, увешанная детьми и похожая на хиппи, ровным счётом ничего для них не значила. Она была чужой. Бродягой. Отверженной.

Даже не взглянув на внуков, отец Роз-Эме знаком велел ей следовать за собой. В гараже он указал на пыльный брезент и бросил:

— Бери и уезжай. Навсегда.

Под брезентом стоял старый «панар» небесно-голубого цвета, который отец Роз-Эме купил после войны. Им давно никто не пользовался.

И вот Роз-Эме усадила Консолату назад, пристроила корзины с младенцами между двух сидений и, ни слова не сказав, завела мотор.

Глава 25 Суббота 4:00

— А дальше ты знаешь, зайчонок. Как мы добрались до возвышенности. Как дотянули до заправочной станции. Каким красным было тогда небо. Как Жан-Ба встретил нас с канистрой в руках. Как мы остались в Сен-Совере.

— Да, но всё это не объясняет миллионов в спортивной сумке и чемоданах, — напомнила Нин.

— Ты права.

Титания бросила взгляд на экран телефона, а потом посмотрела в окно. Очень скоро небо начнёт светлеть.

— Все те годы, что мы жили у Жана-Ба, Роз-Эме ничего не слышала о Пьетро Пазини. Она пыталась совсем стереть его из памяти, но какое там! Людей, как и прошлое, не сотрёшь… В первый раз он возник из небытия в 1975 году. Мы жили тогда у Вадима, Роз-Эме только-только устроилась редактором в издательство каталогов, и всё шло отлично. Пока в один прекрасный день она не увидела имя нашего отца в газете.

— Так он всё-таки прославился? — воскликнула Нин и в шутку добавила: — Стал поп-звездой или папой римским?

Титания не рассмеялась. Она вздохнула.

— К сожалению, ни тем и ни другим.

Глава 26 1975–1986