Грандиозная заря

— Десять миллионов франков — это сколько в евро? — спросила она.

Титания покачала головой. Она никогда не была сильна в математике.

— Думаю, необязательно переводить франки в евро, зайчонок. Просто представь себе десять миллионов евро — и у тебя будет примерная картина, чего стоили эти чемоданы, набитые пачками денег.

— Чума. И они были настоящие?

— Конечно.

Титания почувствовала, как расслабляются челюстные мышцы. Даже черты её лица будто бы изменились теперь, когда она раскрылась дочери. Казалось, она наконец сняла с себя маску, которую носила много лет.

— В ту ночь, — продолжала она, — с девятого на десятое июля 1986 года Роз-Эме рассказала, что скрывала всю нашу жизнь. Мы с братьями до самого утра слушали её. Я попытаюсь изложить тебе главное. Думаю, ты без труда представишь, как я себя чувствовала тогда.

Нин, еле дыша, кивнула. Ей казалось, она погружается в туман, в котором лишь одна мысль была ясной как день: она хочет знать всё.

Глава 23 Ночь с 9 на 10 июля 1986 года

Гроза прошла. Огонь в печи разгорелся, и горячее молоко нас всех немного успокоило. Вместо порванной футболки Окто надел старую трикотажную рубашку Жана-Ба, которую Роз-Эме оставила себе на память. Орион больше не дрожал. Свернувшись калачиком, он примостился под боком у Роз-Эме и как будто бы дремал.

— С чего же начать? — вслух спросила себя наша мать.

— С начала? — предложил Окто.

Роз-Эме заметила, что не у всех историй начало бывает такое уж очевидное.

— В одни истории входят через парадную дверь, в другие — с чёрного хода. И даже через потайные лазы.

— Ну, может быть, — вздохнул брат, — только постарайся не забраться в каменный век в поисках начала.

Роз-Эме улыбнулась. Она понимала, что Окто настроен мрачно, и не винила его.

— Ну что ж, пожалуй, начну со своего знакомства с Пьетро Пазини.

— Кто это? — спросила я.

— Твой отец, Консолата. И ваш тоже, мальчики.

Меня охватило чувство, которое невозможно описать. Паника, облегчение и счастье вперемешку. Эмоция была настолько сложная, что я поспешила представить, будто речь идёт не обо мне, будто не я ждала этого момента всю жизнь. Я защитилась от потрясения, сделав вид, что всё это происходит с кем-то другим.

— Но, — задыхаясь, проговорил Окто, — ты же всегда говорила…

— Знаю, — перебила Роз-Эме. — Вы должны забыть всё, что я рассказывала вам до этого момента.

— Наш отец не погиб, прыгая с парашютом? — спросил Орион, который больше не дремал.

Роз-Эме покачала головой.

— Почему ты нас обманула?

Лицо Ориона выражало такое искреннее недоумение, что Роз-Эме прикусила губу.

— Вы без конца задавали вопросы. Я не могла на них ответить, поэтому пришлось выдумывать.

С этого момента мы слушали не перебивая, позволяя матери постепенно разматывать клубок запутанного рассказа — правдивой истории её и нашей жизни.

Глава 24 1963–1970

Роз-Эме родилась в конце войны, в буржуазной семье.

Её родителям принадлежали земли на юге Франции, где стоял большой особняк, окружённый шелковицей. Роз-Эме росла там, среди виноградников и лошадей, вместе с двумя братьями и двумя сёстрами.

Семья была строгих правил: здесь придерживались распорядка дня, традиций и обычаев. По воскресеньям следовало ходить на мессу, по вечерам читать молитву, к родителям надлежало обращаться на «вы». Кроме того, полагалось быть исполненным патриотизма, поддерживать генерала де Голля и соблюдать девственность до брака.

В 1962 году старший брат Роз-Эме, служивший в Алжире, погиб, наткнувшись на засаду в горах. С тех пор в доме поселилась неизбывная скорбь. Роз-Эме казалось, что она медленно умирает в этой траурной тишине.

К счастью, у неё были Мари-Одиль и Жаклин, старшие сёстры, с которыми ей разрешали иногда выходить из дома. Вместе они ходили на праздник в честь святого покровителя города, устраивали пикники и просто гуляли. Мари-Одиль и Жаклин присматривали за младшей сестрой, и втроём они здорово проводили время. Только в эти моменты Роз-Эме удавалось дышать полной грудью.

14 июля 1963 года тайком от родителей две старшие сестры ухитрились отвезти младшую на праздничный бал в соседний город. Играл оркестр с аккордеоном, горели разноцветные фонарики, работал буфет, и под деревьями был устроен танцпол. Людей собралось немало: мужчины и женщины со всей округи, местные крестьяне, рабочие оружейного завода, студенты и военные в увольнении.

Как только аккордеонист затянул «Мельницу Монфермея» (это вальс), к Роз-Эме подошёл какой-то парень. Он был почти такой же светловолосый, как и она сама. У него были ясные глаза, крепкие руки рабочего человека и очаровательная улыбка. Звали его Пьетро Пазини. Родом он был из Ломбардии, региона с такой запутанной историей завоеваний и смены границ, что там запросто могли появляться на свет итальянцы-блондины. Улыбка Пьетро сразила Роз-Эме наповал: сначала она отдала за неё сердце, потом тело и наконец — всю свою жизнь.