Грандиозная заря

Своими нелепыми выдумками (она говорила, что её родители погибли в автомобильной аварии, когда она была совсем маленькой) Роз-Эме пыталась прервать поток расспросов. С нашими отцами дела обстояли не лучше. По её словам, они оба… тоже умерли! Мой — из-за слабого сердца, папа близнецов — из-за неудачного прыжка с парашютом. Не семья, а какая-то кровавая бойня.

— Но почему все умерли? — возмущался Окто. — Ведь даже никакой войны не было!

— Люди умирают не только на войне, мой дорогой.

Лет с шестнадцати я стала выручать Роз-Эме, поддерживая её враньё. Я говорила братьям:

— Перестаньте изводить маму! Муни и Пути не существует, но у них есть огромное преимущество перед другими бабушками и дедушками: они идеальны! Я уверена, что другие дедушки и бабушки — те, которые существуют на самом деле, — кричат на своих внуков, запрещают им разговаривать за столом и прыгать на кроватях. И ещё у них наверняка нет никакого бассейна, а на подоконниках не сидят коты. И я уверена, что варенье у этих реальных бабушек похуже, чем у Муни. И знаете почему?

Мои братья мотали светловолосыми головами. Я обожала, когда они вот так меня слушали, широко раскрыв глаза и навострив уши. Я обожала испытывать на них невероятную утешительную силу историй, которые сама придумывала.

— Потому что Муни происходит из древнейшего рода поставщиков варенья к королевскому двору, — импровизировала я. — Это тайное братство, которое существует уже двадцать тысяч лет. И Муни… унаследовала особый дар превращать дождь в мёд.

Хотя Окто и Орион тоже росли, они не уставали слушать мои выдумки. Иногда получалось так сильно их увлечь, что братья даже переставали ссориться и драться. Они сворачивались клубочком в креслах гостиной и замирали в ожидании продолжения.

Однажды вечером, когда мне удалось помешать очередной ссоре перерасти в драку или приступ астмы, Роз-Эме подошла ко мне и поцеловала в щёку.

— У тебя особый дар, моя девочка, — сказала она.

— Какой ещё дар? — удивилась я.

— Не знаю, как это называется. Но не всякий умеет превращать двух разбуянившихся чертят в мирно спящих ангелочков.

Она приложила палец к губам, и мы тихонько вышли на террасу. Погода стояла прекрасная, всплески воды убаюкивали уголок вселенной, где мы укрылись, и в кои-то веки даже комаров было не слишком много. Роз-Эме вздохнула с облегчением и закурила сигарету.

— Ты правда думаешь, что у меня талант? — спросила я. — В смысле, талант рассказывать истории?

Я была в том возрасте, когда задаются вопросами, кто ты и кем хочешь стать. Мне необходимо было узнать мнение матери.

— Я в этом совершенно убеждена. Вон доказательство! — она указала на усыплённых близнецов за окном.

Я наморщила нос…

— Если мои истории погружают в сон, это не слишком хороший знак…

— Почему? — улыбнулась Роз-Эме. — Есть разные истории. От одних хочется плакать, от других — смеяться. Есть истории, которые задают вопросы, и те, что на них отвечают. Какие-то не дают уснуть… а некоторые успокаивают.

— Значит, ты считаешь, что у меня талант успокаивать?

— Несомненно.

— И ты думаешь, на других людей это тоже подействует? — взволнованно спросила я. — Потому что я не хочу придумывать истории только для них двоих, понимаешь? Я бы хотела, чтобы мои истории нравились людям, которых я не знаю. Самым разным людям!

Роз-Эме мечтательно прищурилась и посмотрела вдаль.

Она всегда противостояла трудностям взрослой жизни, делала всё возможное, чтобы оградить нас от них. Но теперь я выросла. И мне нужна была не защита, а искренность.

— Я правильно понимаю, ты хотела бы стать писательницей? — спросила мать.

Я кивнула. Мне доставляло радость представлять себя сидящей дни напролёт за пишущей машинкой, как Франсуа Мерлен из фильма «Великолепный». Я готова была перебиваться с хлеба на воду и пахать как проклятая, чтобы оплачивать счета. Я не сомневалась, что игра стоит свеч. Но в лицее нам целыми днями втолковывали, что, мол, прежние поколения жили беспечно, а нам про это следует забыть, потому что наша молодость будет непростой. Мы только и слышали, что о безработице, вымирающих отраслях и закрытии заводов. Мечтателей уговаривали вернуться на землю. Интересно, Роз-Эме тоже, как и все они, станет убеждать меня, что надо перестать витать в облаках?

Она потушила сигарету и посмотрела на меня очень серьёзно.

— Послушай, доченька, я не знаю, можно ли ещё зарабатывать, складывая слова во фразы. Но если у тебя к этому лежит душа, обязательно нужно попробовать. Всегда надо пробовать.

Я улыбнулась, и она улыбнулась в ответ, и мы долго сидели молча, наблюдая, как дом наш медленно погружается во тьму и в пение лягушек.

Наверное, в юности мне бы следовало, как и всем моим подружкам, мечтать о каникулах в летнем лагере или за границей, где можно изучать иностранный язык. А не о том, чтобы проводить долгие летние недели в глуши, в компании нашей маленькой семьи. Но я, как ни странно, не желала ничего другого и наслаждалась каждой секундой, проведённой на берегу озера.

Я любила это место и его тягучее время.