Грандиозная заря

Прежде чем по традиции заехать к Барнабе, он побывал на солнечных Карибах, но не из-за этого так горели его глаза. Сияя от радости, он сообщил:

— Невероятная новость! Мы с Барнабе наконец-то создаём группу! Решено! Я прекращаю своё кривляние за диджейским пультом, бросаю чемоданы в Моншателе, и мы переоборудуем магазин в студию звукозаписи! Всё равно никто больше не покупает диски, так почему бы не заняться любимым делом? Будем записывать классную музыку!

Окто был полной противоположностью Ориона: когда он говорил, я слова не могла вставить. Он буквально подпрыгивал от волнения и по дороге в дом продолжал излагать свои планы во всех подробностях.

— Вода вскипела, налить тебе чаю?

Нет, нет, спасибо, чаю Окто не хотел. Ему нужно было придумать название для группы. А ещё — сценический образ для себя, Барнабе и басиста, которого они недавно нашли. А ещё он искал звуки, особую атмосферу и старые музыкальные приёмы из семидесятых.

— Скоро всё это опять будет в моде, я уверен, — объяснял он. — Как думаешь, мама сохранила мои старые кассеты?

— Те, которые ты записывал на «Радиоле»?

— Да. Думаешь, они уцелели?

— Может, наверху? На антресолях? — предположил Орион. — Во всяком случае, все мои велосипедные вещи мама держала там.

Окто достал из кармана ингалятор. Три раза нажал на поршень, вдохнул лекарство и только после этого поспешил на второй этаж. Мы двинулись следом.

Год за годом Роз-Эме складывала на чердаке все наши реликвии: старые туфли, мою полную коллекцию «Великолепной пятёрки», пробитый футбольный мяч и форму команды «Сент-Этьена», альбомы с наклейками футболистов, все каталоги, выпущенные издательством в период между 1970 и 1980 годами, тетради Ориона, сотни фотографий и бобин с киноплёнкой, которые снимал на камеру Жан-Ба (правда, теперь невозможно было добыть проектор, чтобы их посмотреть). Кроме того, на чердаке громоздились коробки с велосипедными запчастями Ориона и какие-то ещё. Отыскав среди них свои старые записи, Окто прошептал:

— Восторг! Мама, спасибо!

Он уселся на пол по-турецки и принялся изучать кассеты, расшифровывая собственный детский почерк на полустёршихся наклейках.

— Kiss, Элис Купер, Джорджо Мородер… О! «Галактика» Rockets![62] Мой любимый!

Пока я с трепетом разглядывала коллекцию фотографий Батенея, Орион открыл шкафчик в дальнем углу. Внутри обнаружился полный набор его старых велосипедных маек. Он доставал их и показывал нам одну за другой. Я вспомнила, как будто вчера, его воскресные тренировки, на которые Роз-Эме часто таскала нас всех, чтобы поддержать её «котёнка». Конечно, среди прочих там была и майка команды Моншателя (с рекламой консервов «Вивье-Лажель»), а ещё те, что Вадим коллекционировал в семидесятых, с названиями его любимых команд: «Бик», «Рено», «Бианши» и знаменитая майка «Мольтени» Эдди Меркса.

— Ого! Смотрите-ка! — вдруг радостно воскликнул Орион.

— Вот это да! — ахнул Окто. — Мама не выбросила! Она ведь её терпеть не могла! Помнишь?

Орион расхохотался, а Окто изобразил Роз-Эме:

— «О нет, котёнок, сними немедленно! Это настоящий кошмар!»

Это была кофта-шутка, которую Орион купил во время школьной поездки в Англию, когда ещё учился в коллеже. На ней был изображён человеческий скелет — рёбра и лёгкие, причём реалистично, как на рентгене. Иногда Орион не снимал её даже за ужином, чтобы позлить Роз-Эме.

— Погоди-ка, — вдруг ошарашенно проговорил Окто. — А ведь это идея…

Он снял белую рубашку и, выхватив у брата кофту-скелет, натянул на себя. В этом виде он спустился с антресолей, чтобы посмотреться в зеркало в ванной.

Вернулся он, сияя, как начищенный пятак.

— Помните, как я разорвал на груди рубашку и прыгнул в озеро? У меня ещё приступ прошёл сам по себе.

Я отчётливо вспомнила эту сцену, и мне сдавило горло.

— Ты имеешь в виду тот… последний день? Перед тем как уехала мама?

— Да.

— Когда ты сделал как Халк, — добавил Орион.

— Точно! А теперь смотрите.

Он расстегнул молнию на кофте-скелете, потом снова застегнул, расстегнул, застегнул и так далее, пока я не уловила его мысль. Если включить воображение, можно было представить, что он разрезает скальпелем грудную клетку, потому что она слишком тесная и не даёт ему дышать полной грудью.

— Представьте, какой эффект будет на сцене! — воскликнул Окто. — С ультрафиолетовой подсветкой в темноте и с дымом получится просто жуть!

Мы с Орионом смотрели на брата с недоверием, а он всё расстёгивал и застёгивал молнию.

Наконец я спросила, поморщившись:

— Ты серьёзно? Думаешь, в этой штуке можно играть в группе?

— Да! Если Орион не откажется мне её отдать…

Орион пожал плечами. Выступать в этом в Сиднее на Олимпийских играх он всё равно не сможет, так почему бы и нет?

— Возьмите, к примеру, Rockets! — продолжал Окто, всё больше вдохновляясь. — Или Мэрилина Мэнсона! Что отличает их от других, не считая музыки? Сценический образ! Их look!

Он расцеловал брата в обе щеки.

— Я всегда считал тебя гением, братишка! Барнабе наверняка не откажется нарядиться живым мертвецом!

Я улыбнулась, представив нашего друга — продавца пластинок — в таком костюме. И ради смеха добавила: