Греческая мифология, сформировавшая наше сознание

Другим отличием от текста Софокла является вызванный при помощи колдовства жуткий дух Лая – беснующийся, весь в пятнах засохшей крови, – который обнародует совершенные Эдипом отцеубийство и инцест, заявляя о чудовищной безбожности этих деяний. Как и в пьесе Софокла, Эдип подозревает Креонта в тайном заговоре, однако Сенека в свойственной ему манере накаляет ситуацию до предела: Эдип приказывает бросить шурина в каменную темницу, руководствуясь тем, что истинный правитель должен внушать страх и не слишком беспокоиться, если подданные его возненавидят[250]. Такой Эдип был бы уместен в тексте Тацита об интригах, царивших в императорской династии Юлиев-Клавдиев.

Сенека вслед за Софоклом приводит диалог между двумя пастухами, но стоит признать, что ему следовало бы сочинять для театра «Гран-Гиньоль»[251]: по воспоминаниям фиванского пастуха, ноги младенца Эдипа пронзал металлический стержень, а рана опухла и загноилась от ужасающей инфекции[252]. Как и у Софокла, Эдип Сенеки лишает себя зрения, однако события, связанные с Иокастой, принимают иной оборот. Вместо того чтобы повеситься, она закалывает себя мечом, направив его в живот. Символизм очевиден: в утробе она выносила сначала сына, ставшего ее мужем, а впоследствии и детей от этого порочного союза. Но есть тут и кое-что еще. Согласно впечатляющим записям Тацита о смерти матери Нерона, Агриппина Младшая крикнула солдату, готовому заколоть ее: «Проткни мое чрево!» Поскольку ходили упорные слухи об инцесте между Нероном и его матерью, Иокаста, возможно, таким образом уподобляется Агриппине – хотя какая история на какую влияет, остается неясным[253]. Если смерть Агриппины взята Сенекой за основу драмы, то это примечательный образец мифа, имитирующего реальную жизнь.

Трагедия Сенеки – один из примеров «продолжения» «Царя Эдипа». За другим примером нам следует вернуться к Софоклу. Написанная им в конце жизни пьеса «Эдип в Колоне» приводит историю Эдипа к непостижимому и (обратимся вновь к этому понятию) загадочному финалу его страданий. После многолетних скитаний Эдип – слепой и заклейменный изгой, поддерживаемый одной лишь любящей дочерью Антигоной, – наконец добирается до рощи Эриний (Фурий) в Колоне, на территории Афин, которыми управляет великодушный и при этом волевой Тесей. Выяснив, что это за место, Эдип усматривает божественный промысел в том, как сложились обстоятельства его жизни, ведь, согласно предсказанию другого оракула Аполлона, именно здесь Эдип перестанет влачить свое жалкое существование и принесет удачу тому, кто предоставит ему убежище и затем похоронит его. Верный принципам Афин, провозгласивших себя пристанищем для нуждающихся, Тесей доброжелательно принимает странного путешественника, возможно будущего афинского жителя, даже несмотря на шокирующую правду о его прошлом. Эдип же все еще таит злобу на тех, кто однажды изгнал его из дома (на Креонта и своих сыновей, Полиника и Этеокла), и теперь рассчитывает получить выгоду, обещанную пророком после его смерти. Однако кончина Эдипа будет окружена не злобой, а умиротворением. И еще тайной, как сообщает пораженный посланник, – тайной, определенное представление о которой имеет только один человек:

Какою смертью
Погиб тот муж – сказать никто не может,
Опричь царя Фесея. Не перун
Его унес, летучий пламень Зевса,
Не черной вьюги бурное крыло.
Нет, видно, вестник, от богов небесных
Ниспосланный, его увел; иль бездна
Бессветная, обитель утомленных,
Разверзлась ласково у ног его.
Ушел же он без стона и без боли,
С чудесной благодатью, как никто[254], [255].

Туман таинственности, окутавший смерть Эдипа, покрыл и место его погребения – даже дочерям не разрешалось его увидеть (в Колоне к Антигоне присоединилась ее сестра Исмена). Но, отказав Антигоне в одной просьбе («О, дозволь нам взглянуть на могилу отца»), Тесей с готовностью откликается на другую («Но на родину нас в древлезданные Фивы отправь, чтобы там увели бы мы прочь со смертельной тропы наших братьев, единых по крови»[256])[257] – эта деталь намекает на памятные и трагические события, описанные в другой пьесе Софокла под названием «Антигона».