Грезы и тени

Но — затмъ потомъ… черезъ недлю, можетъ быть, черезъ дв недли — не помню… потянуло меня въ монастырь, гд мы тебя зарыли въ землю. Я удивился, какъ хорошо тамъ. Падалъ вечеръ; блое море цвтущихъ яблонь и вишенъ монастырскаго сада, что позади кладбища, стало розовымъ. Колоколъ, — маленькій, будничный колоколъ — медленно звякалъ, призывая братію ко всенощной… и, когда отзвякалъ, грустный, дребезжащій звукъ долго тянулся и умиралъ въ трепещущемъ воздух. Я смотрлъ на твой черный мраморный крестъ, на дернъ, которымъ затянуло твою могилу, и думалъ: это потому онъ такой зеленый и сочный, что она напитала его своимъ тломъ… На крест налипли лепестки яблоннаго цвта… По зар тянуло тонкимъ холодкомъ, и духъ яблонь тихою струею колыхался надъ могилами… Я, какъ всегда, не врилъ въ смерть и мертвецовъ и чувствовалъ, что я — живой съ живыми, хоть и незримыми. И ты, Зоэ, была тогда тамъ! Была, разлитая въ благоуханіи цвтовъ, въ розовомъ трепет вечера, въ плач отзвучавшаго колокола…

Я помню раскаленную зноемъ синеву неба и силуэты ломбардскаго городка, прилпленнаго къ скаламъ. Когда y маленькой проходной станціи на минуту замеръ грохотъ нашего позда, — высоко надъ нами звонили къ agnuis dei, a въ окно вагона пахнуло яблоннымъ духомъ, и мн захотлось думать о твоей могил — тамъ, на мутномъ свер, въ оград стараго монастыря.

— Pronti! крикнулъ кондукторъ. Поздъ рванулся впередъ. Но, когда онъ пробжалъ платформу, ты мелькнула отъ окна къ окну моего купэ! Я видлъ твою склоненную голову съ развитымъ локономъ на снжно-блдной щек. Я едва не протянулъ руку, чтобы поймать порхнувшій въ окно дымчатый лоскутъ твоего длиннаго шарфа.

Была тоже странная ночь… Круглая и желтая луна щитомъ плыла мимо Колизея; съ робкою поспшностью мигала подъ нею зеленая Вега. Амфитеатръ на половину сіялъ голубымъ свтомъ, на половину тонулъ въ голубой мгл. Огромныя, внbмательныя звзды глядли въ его просвты. Я сидлъ на арен, спустивъ ноги въ черную бездну развалинъ водоема, и думалъ о сотняхъ тысячъ людей, что до меня топтали эту пропитанную кровью арену. Думалъ о томъ испанскомъ художник, которыя прославился «Видніемъ въ Колизе», но — сдавъ картину на выставку — самъ былъ сданъ въ больницу для душевно-больныхъ.

Образы его картины безотвязно гнались за нимъ. Онъ видлъ блую двушку передъ кровавою пастью голоднаго льва и видлъ, какъ падала къ ногамъ мученицы алая роза — послдній привтъ невдомаго друга. Онъ видлъ, какъ — вонъ изъ той зіяющей черной дыры направо — выходилъ зарзанный въ подземномъ ход Коммодъ. Онъ слышалъ рыкъ зврей, крутящихъ смерчи песку на арен. Тяжелый, неповоротливый германецъ падалъ предъ его глазами, охваченный рыбачьей стью ретіарія, и умиралъ подъ острымъ трезубцемъ, при оглушительныхъ вопляхъ толпы. Боевыя колесницы стаптывали тяжело вооруженныхъ, едва въ состояніи двигаться, людей, перескали встрчнымъ лошадямъ ноги косами, укрпленными въ осяхъ колесъ. A тамъ, вверху, на уступахъ этого зданія-горы, десятки тысячъ злорадно-внимательныхъ глазъ впились — не оторвутся отъ длинной цпи меченосцевъ, строгимъ воинскимъ строемъ движущихся вокругъ арены. Вотъ, по команд магистра, въ разъ брякнуло ихъ оружіе, дв сотни голосовъ въ разъ рявкнули и оборвали по-солдатски послднее привтствіе… «Ave, Caesar imperator, morituri te salutant»…

Я думалъ объ этихъ красивыхъ снахъ, yо тщетно напрягалъ свое воображеніе, чтобы вызвать ихъ изъ темныхъ пещеръ Колизея: старые мертвецы крпко спали. Однако… я чувствовалъ, что недалеко отъ меня живетъ и волнуется другое существо: пришло нежданное и незванное… стоитъ, ходитъ, ретъ, веть, — не знаю, какъ сказать, что о немъ подумать — гд-то близко-близко. Онъ трепещется, какъ бабочка подъ сткой, и дышетъ яблоннымъ цвтомъ… И, смло глядя въ угрюмыя галлереи цирка-призрака, я избгалъ взоромъ лишь одного косого выступа налво, гд играла узенькая полоска луннаго свта. Я зналъ, что эта полоска — ты, Зоэ! Что это ты повисла въ воздух струей свтящагося тумана, качаясь на мсячномъ луч…

Но — тамъ на кладбищ, въ позд, въ Колизе — ты все-таки была скоре предчувствіемъ, чмъ видніемъ. Теперь же я видлъ тебя… Какъ? Я не знаю. Что ты? Я не понимаю. Сновидніе? Призракъ? Галлюцинація? Или, наконецъ, просто непроизвольное воспоминаніе зрнія? Давнее впечатлніе твоей красоты спало въ моемъ мозгу, забытое и неподвижное; невдомый толчекъ разбудилъ его, и оно воскресло свжее, нарядное, полное блистающихъ красокъ, точно все это было только вчера! Какъ бы то ни было: вншнее ли ты явленіе, или я вижу тебя только духовными глазами, внутри своего сознанія, — все равно. Главное, что я тебя видлъ. И не смутился, не испугался, но былъ счастливъ тмъ, что вижу. Я знаю: это было не въ послдній разъ. Я чувствую: между мною, живымъ, и тобою, мертвою, внезапно установилась таинственная связь, которой никогда не проявиться бы, пока насъ обоихъ одинаково грло земное солнце. Наши воли сроднились. Ты мн близка. Я хочу думать о теб, хочу сладкихъ и сильныхъ волненій ожиданія… хочу стоять на границ загадки, которую разгадать — и желанное, и боязное счастье.