Грезы и тени

Духъ затрепеталъ, внезапно полный невдомыхъ досел чувствъ и мыслей. Онъ точно впервые увидалъ и міръ, и Бога, и самого себя. И все нашелъ онъ мрачнымъ и враждебнымъ, a свою долю — презрнною и безрадостною. Гордыя мечты охватили его. Онъ не могъ понять, что съ нимъ длается, но ясно чувствовалъ, какъ любовь и благодарное самодовольство на вки уходятъ изъ его сердца, какъ, на мсто ихъ, громко стучатся властолюбивая зависть и гнвная ненависть.

Онъ былъ такъ смущенъ, что позабылъ ввренное ему вщее слово. Когда быстрыя крылья унесли его въ небо небесъ, печальная планета оставалась такою же нагою и скудною, огненное море такъ же бшено клокотало вокругъ нея, какъ прежде. A на вершин горы, покинутой омраченнымъ духомъ, легла тяжелая срая туча, и въ ней, свернувшись, какъ змя, спала и ждала новой жертвы Измна.

И снова прилетлъ на землю могучій духъ, н другой духъ — такой же прекрасный и блистательный — былъ съ нимъ. Обнявшись, сидли они на камн, и первый шепталъ:

— Азраилъ! братъ, мой! другъ мой! товарищъ! Ввряю теб мою тайну, ввряю теб мою судьбу. Знай: я усталъ быть слугою, когда могу быть господиномъ. Я надленъ могуществомъ безъ границъ. Неужели оно дано мн лишь для того, чтобы я рабски творилъ чужую волю, когда въ ум моемъ такъ много своихъ мыслей и желаній? Сила не можетъ быть обречена на жизнь себ наперекоръ. Гордость и могущество — родные братья. Я проклинаю свой жребій, я презираю себя, когда вспоминаю, что я — безвольное ничто: орудіе и только орудіе! — такое же, какъ вотъ эти пламенныя волны и каменныя глыбы, изъ которыхъ мы, служебные духи, извлекаемъ, сами не зная зачмъ, звзды, планеты и луны. Мы безсмертны, но меня приводитъ въ ужасъ мое безсмертіе… вчность безотвтной покорности и безсознательнаго труда! Если такъ сильно страдаю я — любимецъ Творца, больше всхъ духовъ неба посвященный въ Его тайны — что же должны чувствовать вы, безгласные духи низшихъ ступеней? Азраилъ! я ршилъ сбросить съ плечъ тяготящее насъ иго. Будемъ братьями! замнимъ свободнымъ союзомъ дружбы невольный союзъ подчиненія. Насъ много; Повелитель — одинъ. Онъ могучъ, но разв Онъ не распредлилъ между нами большую часть своего могущества? Тысячи братьевъ общаютъ мн помощь. Будь же и ты, другъ Азраилъ, моимъ союзникомъ въ брани и побд! И, — клянусь этимъ огненнымъ моремъ, — когда я стану главою вселенной, ты получишь въ обладаніе отдльный міръ, гд будешь царемъ и богомъ.

Слова измнника тронули Азраила. Онъ воскликнулъ:

— Ты правъ, Сатана. Пора намъ трудиться на самихъ себя и самимъ пожинать плоды и славу своихъ подвиговъ. Я твой и буду помогать теб всею властью, какою неосторожно надлилъ меня Повелитель.

Сатана обнялъ друга и, сверкая одеждами, сотканными изъ молній, улетлъ съ земли. Азраилъ же, глядя вслдъ ему, думалъ:

— Ты очень силенъ, Сатана; твои крылья покрываютъ полъ міра. Но Творецъ сильне тебя: Онъ наполняетъ міръ. Твои замыслы — вздоръ. Ты погибнешь со всми своими соумышленниками. Не пойду за тобою, сколько бы міровъ ты мн ни сулилъ. И я честолюбивъ, но знаю свои силы. Сатан мало быть вторымъ въ мір, съ меня же въ избытк довольно. Что — если я припаду къ ступенямъ трона Творца и разскажу Ему о проискахъ, быть можетъ, успвшихъ укрыться отъ Его всевднія? Какъ знать? Не отдастъ ли Онъ мн, въ награду за услугу, всю власть и милость, которыми облеченъ Сатана?..

Грозною тучей падалъ съ небесъ предводитель мятежныхъ духовъ — черный, какъ уголь, отъ опалившихъ его громовъ. Онъ падалъ внизъ головой, и пылающіе волосы его висли, качаемые вихремъ, какъ хвостъ заблудившейся въ неб кометы. Онъ падалъ — и смотрлъ въ небо, но не для того, чтобы послать послднее «прости» обители мира, отнын потерянной для него безъ надежды и возможности прощенія. Мрачно пробгая взоромъ ряды торжествующихъ ангеловъ, онъ еще грозилъ, еще проклиналъ. И — вотъ — въ этихъ свтлыхъ рядахъ онъ увидалъ Азраила: того, кому, какъ другу и товарищу, повдалъ онъ свою тайну; кто лицемрно славословилъ его замыселъ, отдавалъ въ его распоряженіе свою власть волю, и… предалъ его, вмст съ сонмами увлеченныхъ Сатаною и теперь, какъ онъ, проклятыхъ духовъ!

Увидалъ — и уже не отводилъ взора. Черезъ тысячи тысячъ миль почувствовалъ Азраилъ этотъ взоръ на своемъ лиц. Его щеки, поблекли и выцвли, сожженныя презрніемъ обманутаго друга. Тщетно хотлъ онъ бжать; крылья безсильно, какъ подшибленныя, висли за его спиной. Онъ старался отвратить лицо и не могъ, оцпененный проклятіемъ, которое, безъ словъ, посылали ему полумертвыя очи погибшаго духа. Все ниже и ниже падалъ Сатана — и чмъ глубже онъ падалъ, тмъ грозне становился его страшный взглядъ, тмъ блдне становился его предатель. И только, когда Сатана, умалившись какъ ласточка, исчезъ въ сло надземныхъ облаковъ, Азраилъ осмлился поднять свое лицо, блое, какъ эти облака. И румянецъ никогда уже не возвратился на его ланиты…

Сатана упалъ на ту самую гору, гд настигла его первая отрава измны. Какъ трупъ, лежалъ онъ на гор, изнывая отъ боли, злобы, тоски и страха одиночества. Тогда пришла къ нему Измна и поклонилась ему, говоря: