Грезы и тени

Они мчались надъ широкими рками въ плоскихъ берегахъ, надъ темными городами съ стрлкообразными колокольнями, надъ тихо шепчущими маисовыми полями, изрзанными стью мутныхъ каналовъ, надъ болотами, окутанными въ густую пелену опасныхъ тумановъ, направляясь на далекій сверъ къ неприступной стн суровыхъ Альповъ. Снжная метель захватила поздъ, потащила его по узкимъ ущельямъ къ сверкающимъ льдинамъ глетчера и долго крутила по снжнымъ полямъ охоту богини. Стадо сернъ пронеслось такъ далеко, что Флореасу оно показалось стадомъ какихъ-то рогатыхъ мышей. Но богиня бросила стрлу, и стадо рухнуло въ внезапно открывшуюся предъ нимъ бездну.

— Галло — э! добыча! добыча! — закричала богиня. И хохотомъ, и воплями отвчала ей дикая охота. Гремли рога, выли псы, звенла арфа прекраснаго, свтлаго бога. Они спускались къ тихимъ озерамъ, чтобы поражать проворныхъ выдръ, когда он выныривали изъ-подъ воды, держа въ зубахъ карпа или щуку. Богиня опрокидывала постройки умныхъ бобровъ и, когда зврки темными пятнами ускользали въ разныя стороны, сыпала въ нихъ убійственныя стрлы. Потянулись лсистыя равнины Германіи. Лиственное море шумло и волновалось отъ вянія волшебнаго полета. Ноги Флореаса скользили по вершинамъ столтнихъ дубовъ. Мохнатые зубры, втворогіе лоси, лани съ кроткими глазами, привлеченныя блескомъ полумсяца на чел великой охотницы, выбгали на лсныя прогалины и метались, оглашая ночную тишь мычаніемъ и блеяніемъ. Имъ отвчали въ кустарникахъ голодные волки, испуганные медвди жалобно рыкали въ глубокихъ берлогахъ. Но стрлы богини падали, какъ дождь, и, когда поздъ дикой охоты улеталъ, ревъ и вой животныхъ смнялся зловщею тишиною кладбища. Запахъ крови поднимался отъ лса. Богиня жадно впивала его, раздувая ноздри, привычныя къ жертвеннымъ ароматамъ. Глаза ея сверкали, какъ y тигрицы, впускающей когти въ оленя. Она казалась двуногимъ звремъ, но звремъ сверхъестественнымъ, въ которомъ соединялись и самое возвышенное, и самое ужасное существа животнаго міра: зврь — самый хищный и самый красивый, самый кровожадный и самый величественный, самый жестокій и самый обаятельный. Предъ нею надо было трепетать, но нельзя было не восторгаться ею и не поработиться ей всей душой. Подъ обаяніемъ ея взгляда, Флореасъ кричалъ такъ же, какъ она, вмст съ нею разсыпалъ смертоносныя стрлы, съ тмъ же наслажденіемъ впивалъ одуряющій запахъ потоковъ крови, обозначавшихъ ихъ страшный путь по свернымъ лсамъ. Они мчались надъ Рейномъ, великою ркою чудесъ.

Флореасъ видлъ, какъ въ его волнахъ сверкали золотые клады, хранимые лебедиными двами, слышалъ, какъ грохотали водопады, какъ въ мдныхъ замкахъ храпли ихъ глупые властелины, свирпые великаны. Изъ щелей въ береговыхъ скалахъ выползали рудокопы-гномы и дивились дикой охот, задирая головы до тхъ поръ, пока красныя шапочки сваливались съ макушекъ. Ушей Флореаса коснулся грозный шумъ морского прибоя. Морскіе валы рвались въ устье, побждая силу теченія рки великана. На сотни миль кругомъ кипло сдыми валами сверное море — угрюмое, холодное, съ бурою водою подъ блесоватымъ небомъ, море — врагъ, море — чудовище. Востокъ блднлъ, звзды меркли и уходили за водную равнину.

— Домой! домой! — звала богиня. Голосъ ея звучалъ рзко и печально, какъ голосъ ночной птицы, зачуявшей близость утра. У Флореаса заняло дыханіе отъ усиленной быстроты полета. Въ промежуткахъ головокруженія, онъ едва усплъ замтить, какъ длинною вереницею вились за поздомъ тни убитыхъ зврей. Но чмъ больше бллъ востокъ, тмъ блдне становились эти тни; то одинъ, то другой призракъ изъ свиты богини исчезалъ, сливаясь съ утренними облаками; тише раздавались охотничьи крики и хохотъ, замолкъ звонъ золотой лиры, потускнлъ внчавшій богиню полумсяцъ, и только она сама оставалась неизмнно прекрасною и сильною; такъ же мощно, но еще нжне и доврчиве, чмъ прежде, обнимала ея рука плечи Флореаса; то огнемъ восторженнаго возбужденія, то туманомъ нги покрывались ея обращенные къ нему глаза… Они опустились въ таинственный храмъ, откуда нсколько часовъ тому назадъ унесъ ихъ поздъ дикой охоты. Флореасъ былъ одинъ съ богинею — предъ ея опустлымъ жертвенникомъ-могилой. Безпокойнымъ взоромъ обвела она окрестныя вершины: въ сизыхъ облакахъ уже дрожали золото и румянецъ близкой зари… И Флореасъ въ послдній разъ услыхалъ голосъ богини:

— Мой день конченъ… теперь — любовь и сонъ. Когда весь міръ спитъ, встаемъ и царствуемъ мы, старые, побжденные боги, и умираемъ, когда живете вы… Мой день конченъ… теперь — любовь и сонъ… Приди же ко мн и будь моимъ господиномъ!..