Солнце роняло на землю отвсные лучи полдня. Флореасъ въ задумчивомъ оцпенніи сидлъ среди безобразныхъ грудъ разрушеннаго храма. Онъ не разбиралъ, что было съ нимъ ночью: сонъ ли ясный, какъ дйствительность, или дйствительность, похожая на сонъ. Да и не хотлъ разбирать. Онъ понималъ одно: что судьба его ршена, что никогда уже не оторваться ему отъ этого пустыннаго мста, одарившаго его такими страшными и очаровательными тайнами… Если даже это были только грезы, то стоило забыть для нихъ весь міръ и жить въ нихъ однхъ. Только бы снова мчаться сквозь сумракъ ночи въ вихр дикой охоты, припавъ головою къ плечу богини, и на разсвт снова замирать въ ея объятіяхъ сномъ, полнымъ дивныхъ видній. A что минувшая ночь вернется, даже тнь сомннія не кралась въ восторженно смущенный умъ Флореаса.
Такъ, полный сладкихъ воспоминаній, въ близкомъ предчувствіи бурныхъ наслажденій новой ночи, сидлъ онъ и не замчалъ медленно текущаго жаркаго дня, уставивъ неподвижный взоръ на остатки жертвенника, гд явилась вчера богиня.
И загадочныя буквы, растерянныя по обломкамъ разрушенной надписи, теперь открывали ему свой ясный смыслъ, — для него радостный смыслъ врнаго обтованія;
Hic jacet Diana Dea Inter mortuos viva Inter vivos mortua.
«Здсь покоится богиня Діана, живая между мертвыми, мертвая между живыми».
Подмастерья Флореаса, добравшись до Пизы, разсказали, какъ таинственно пропалъ ихъ хозяинъ. Не только Камайоре, но и вс сосдніе городки приняли участіе въ поискахъ за безъ всти исчезнувшимъ оружейникомъ, но ихъ трудъ былъ напрасенъ. Тогда судьи добраго города Камайоре ршили, что Флореасъ и не думалъ пропадать, a просто его убили подмастерья и зарыли гд нибудь въ пустын. Бдняковъ бросили въ подземную темницу съ тмъ, чтобы, если Флореасъ не явится въ годовой срокъ со дня своего исчезновенія, повсить подозрваемыхъ убійцъ на каменной вислиц y городскихъ воротъ. Къ счастью для невинныхъ, незадолго до конца этого срока, синьоръ Авеллано де Віареджіо, гоняясь за дикимъ вепремъ, попалъ вмст со всею своей свитой въ ту же трущобу, что поглотила молодую жизнь Николая Флореаса. Пробираясь сквозь буреломъ, кустарники и скалы, охотники наткнулись на одичалаго человка въ рубищ, обросшаго волосами, съ когтями дикаго звря. Онъ бросился отъ людей, какъ отъ чумы; однако его догнали и схватили. Напрасно рычалъ онъ, боролся и кусался, напрасно хватался за каждый камень, за каждое дерево, когда понялъ, что ею хотятъ увлечь изъ пустыни. Дикаря привезли въ Віареджіо насильно остригли и вымыли, и знакомые съ ужасомъ узнали въ немъ Николая Флореаса.